Во-первых, ей показалось чрезвычайно странным ощущение, будто она очень хорошо знает Гроува. Особенно — его голос, звучавший так, словно она слышала его всю жизнь. Было что-то ненормальное в том, что ей до боли знакомы его тембр и модуляции. И потом: «Что он имеет против меня? — спросила она себя. — Почему он буквально излучает враждебность?» Несколько раз за день ее задевало то дерзкое ликование, с каким он на нее смотрел.

Вдруг она поняла, что Гроув и Тейлор затеяли спор, которого она опасалась, когда они стояли посреди хижин рабочих за fabrica.

— Да, но что означает выражение «права человека»? Американская идея целиком основана на том, что американцы всегда получали больше, нежели им причитается. — Гроув ткнул в доктора Слейда указательным пальцем. — Поставьте их в то же положение, что и остальное население земного шара, и они очень скоро поймут, что до сих пор имели не права, а лишь привилегии.

— Но в целях вашей собственной защиты, в такой стране, как эта, — вежливо продолжал доктор Слейд, — очевидно, вам лучше было бы уменьшить область возможного недовольства, вы не думаете?

Гроув рассмеялся:

— Давайте зайдем внутрь и выпьем кофе.

Они встали из-за стола, оставив свечи оплывать на поднимающемся ветру.

В sala[42] Гроув стоял напротив доктора Слейда.

— Знаю, знаю, — нетерпеливо говорил он. — Либерал не может сказать «нет», поскольку ему не с чем согласиться. Но доктор, в политической теории тоже нужно быть в курсе новинок.

Доктор Слейд возмутился:

— Боюсь, что не вижу параллели.

Они прошагали к кофейному столику и уселись за него. Увидев, что в комнату вошел Гроув, Лючита умолкла и стыдливо потупилась.

— Тейлор! Послушай, что говорит Пепито. Расскажите ему, Лючита. Это потрясающе!

Лючита опасливо взглянула на Гроува, которого, видимо, позабавила ее внезапная застенчивость.

— Не знаю, что на нее нашло. Обычно она не упоминает о плоде своего ребяческого неблагоразумия, — сказал он.

— Кто такой Пепито? — спросил доктор Слейд, все еще раздраженный необоснованными, как он считал, нападками Гроува. Но Лючита молча встала с перекошенным от ярости лицом и вышла из комнаты. Стук ее каблуков о каменные плиты патио мало-помалу затих, и на секунду повисла тишина.

Наконец, Дэй сказала:

— Ну вот!

Гроув стал рассказывать об индейских обычаях, а этот гневный уход больше не вспоминали. Полчаса спустя Груов тоже встал и, сказав, что у него дела, пожелал им спокойной ночи.

Они еще пару минут посидели в sala, молча листая журналы. Затем, невнятно что-то пробормотав друг другу, решили встать и уйти к себе в комнату. Дэй прихватила экземпляр «Деревенской жизни» и один номер «Realites». В их спальне босая индейская девушка откидывала покрывала и раскладывала купальные халаты и комнатные туфли. Улыбнувшись им, она вышла.

Доктор Слейд постоял у окна, глядя на слабо освещенное патио. Дэй ушла в ванную и стала набирать воду в умывальник. Он безуспешно пытался вспомнить, когда они с Дэй в последний раз вместе спали. Это не имело значения, однако, не зная, когда это было и где, он беспокоился.

Наконец, она вошла в комнату в ослепительном белом пеньюаре. Прошагав к нему, взяла его под руку.

— Дорогая, — сказал он, повернувшись, чтобы обнять ее. Запах ее волос всегда напоминал ему о солнце и ветре. Она не подняла к нему лицо.

Он подпер рукой подбородок:

— Что случилось?

— Ничего особенного, — сказала она с улыбкой, мягко отстранилась и села за туалетный столик.

Когда он вышел в пижаме из ванной, она сидела в кровати, укрывшись простыней, и листала «Realites». Экземпляр «Деревенской жизни» она бросила ему на кровать. Он лег и с минуту рассматривал фотографии тисов и английских гостиных, затем выключил лампу на своей тумбочке и уронил журнал на пол. Мгновенье спустя Дэй тоже щелкнула выключателем, и комната погрузилась во мрак. Он услышал, как жена слабо зевнула. После этого наступила тишина, а затем она робко позвала:

— Тейлор.

— Да, — пробормотал он, отгоняя от себя сон. — Что?

— Я хотела тебя спросить. Ты без труда все вспомнил? После болезни? Ничего не заметил?

— Кое-что, — он уже полностью проснулся.

— А у меня в голове — огромная пустота. Вся поездка изгладилась полностью. Это ужасно.

— Он упоминал об этой опасности. Но сказал, что все восстановится.

— Такое чувство, будто целый кусок просто стерли.

— Я знаю. Вчера пережил, — сказал он, запинаясь. — Это как раз тот случай, когда нужно просто перетерпеть.

— У тебя нет провалов в памяти?

— По-моему, больше не осталось, — он притворно зевнул, надеясь, что она поймет намек и уснет. Его собственное положение было не так уж безоблачно, как он пытался его представить. В памяти у него, несомненно, имелся провал: он не мог вспомнить ничего из того, что произошло через два-три дня после отплытия из Сан-Франциско. Но не собирался признаваться в этом Дэй: это лишило бы ее той самой опоры, в которой она больше всего сейчас нуждалась. К тому же, он был уверен, что вместе они смогут собрать воедино перепутавшиеся фрагменты. Каждый день кто-нибудь из них будет добавлять новые подробности, пока оба не получат законченную картину.

Он прислушался: Дэй не шевелилась, и он предположил, что она спит.

Слова обманчивы, особенно — очень короткие; она думала о решающем значении двух маленьких слов, которые употребил Тейлор: он сказал. Он сказал, что забывчивость быстро пройдет. Сказал, что это результат какой-то «болезни Ньюболда». Сказал, что их лечил лучший врач столицы. Но восстановится ли память полностью? Тейлор никогда не слышал ни о какой «болезни Ньюболда». Вполне возможно, что другой врач прописал бы лечение для устранения последствий, от которых она страдала. Тяжело было сознавать, что все зависит от одного слова именно этого молодого человека. Она доверяла ему меньше, чем когда-либо, и досадовала лишь на то, что не могла найти своему чувству четкого логического объяснения. По ее мнению, сам факт, что он приютил их и даже потрудился привезти сюда на ранчо, мог вызвать подозрения. Его поведение глубоко противоречиво: он изо всех сил старался быть гостеприимным и предупредительным, но, оставаясь с ним наедине, она не замечала в нем ни капли дружелюбия. Он окружал их своим обаянием и любезностью машинально, словно они с Тейлором платят, а он принимает их у себя за деньги. Она была убеждена: покинув их час назад, он вздохнул с облегчением, что наконец-то от них избавился и можно спокойно вернуться к своей обычной жизни. Каким был его личный мир, она могла лишь догадываться, но не сомневалась, что в нем не найдется уголка ни для нее, ни для Тейлора: в том царстве они считались не людьми, а предметами.

Посреди ночи ей приснился сон. Или, быть может, она лежала в полудреме и лишь вспоминала свое сновидение? Она была одна среди скал на темном морском побережье. Волны лениво поднимались и опускались, и она слышала, как вдалеке прибой медленно разбивался о песчаный берег. Приятно было находиться так близко к кромке океана и следить за интимными ночными подробностями его приливов и отливов. Прислушиваясь к тому, как дальние буруны накатывались на пляж, она смогла различить еще один звук, вплетавшийся в прерывистый плеск волн, — безбрежный горизонтальный шепот над морской гладью, доносивший одну фразу, которая повторялась с регулярностью мигающего маяка: Скоро наступит рассвет. Она долго прислушивалась: вновь и вновь кто-то шептал еле слышные слова над волнующейся водой. С нее медленно спадало тяжелое бремя, блаженство мало-помалу стало полным, и она очнулась. Затем полежала пару минут, поражаясь этому сну, и уснула вновь.