движения в России». Для этой книги, подытожившей историю российского анархизма, Боровой написал превосходную статью «Бакунин» — лучшее и по сей день изложение философских идей Михаила Александровича. В 1929 году Алексей Алексеевич Боровой как «неразоружившийся анархист» был арестован и сослан сначала в Вятку, а потом во Владимир, где он успел умереть своей смертью 21 ноября 1935 года, до конца сохранив человеческое достоинство и верность своему обреченному делу. В эти последние годы он завершил огромную книгу замечательных воспоминаний, подводя итог всей своей жизни, описывая сотни людей, встретившихся на его пути и рефлексируя пережитое. (Эта книга до сих пор ждет публикации.)

Во время Гражданской войны в Испании русские эмигранты-анархисты в Испании объединились в Группу имени Алексея Борового. А в 1990-2000-е годы уже несколько современных российских анархистов (и в их числе автор этих строк) также создали Группу имени Алексея Борового для изучения, пропаганды и развития его наследия (она провела две посвященные ему конференции и издала две брошюры). Давно назрела необходимость вернуть память об Алексее Алексеевиче Боровом в Россию, переиздать его опубликованные ранее труды и издать рукописи.

Предлагаемая вниманию читателя книга «Анархизм» была написана и издана в 1918 году. Сам Алексей Алексеевич считал ее во многом «сырой». Несмотря на посвящение Петру Алексеевичу Кропоткину, это сочинение знаменует значительный шаг вперед от «научного анархизма» Кропоткина, воздвигнутого на позитивистском философском фундаменте и пронизанного сциентизмом и прогрессизмом. Боровой затронул в этой книге широкий круг принципиальнейших вопросов анархического мировоззрения и наметил радикальную самокритику классического анархизма. Для него неприемлем ни «богемный» анархо- индивидуализм, отрывающий личность от общества, ни кропоткинский анархо-коммунизм, обожествляющий общество и растворяющий в нем личность. В представлении Борового анархизм есть «романтическое мировоззрение с реалистической тактикой», с которым несовместимы догматизм, слепая вера в разум и науку, для которого невозможен «конечный идеал» (ибо анархизм — «учение динамическое», указывающее направление движения, а не детально описывающее «пункт прибытия»). В центре анархического мировоззрения стоят ценности личности, жизни, свободы, творчества, спонтанности. Критикуя крайний индивидуализм, рационализм, марксизм, Алексей Боровой подробно разбирает вопросы о тактике и методах анархизма, его отношении к национализму, а также проблему взаимосвязи и борьбы между личностью и обществом. Афористическая, лаконичная, порой отрывочная и декларативная форма изложения, вызванная поспешностью написания книги, не должна заслонить от читателя оригинальности, смелости, свежести и целостности подходов Борового к теоретическим основаниям анархизма. Эта книга, написанная 90 лет назад, сегодня, в эпоху глобального кризиса человечества и окончательной исчерпанности ценностных оснований модерна, не утратила своей значимости (причем не только сугубо исторической) для всех, кому близки либертарные идеалы и кого интересует анархическая мысль.

Анархизмъ есть апофеозъ личнаго начала. Анархизмъ говоритъ о конечномъ освобожденіи личности. Анархизмъ отрицаетъ вс? формы власти, вс? формы принужденія, вс? формы вн?шняго обязыванія личности. Анархизмъ не знаетъ долга, отв?тственности, коллективной дисциплины.

Вс? эти и подобныя имъ формулы достаточно ярко говорятъ объ индивидуалистическомъ характер? анархизма, о примат? начала личнаго передъ началомъ соціальнымъ и, т?мъ не мен?е, было-бы огромнымъ заблужденіемъ полагать, что анархизмъ есть абсолютный индивидуализмъ, что анархизмъ есть принесеніе общественности въ жертву личному началу.

Абсолютный индивидуализмъ — есть в?ра, философское умозр?ніе, личное настроеніе, испов?дующія культъ неограниченнаго господства конкретнаго, эмпирическаго «я».

«Я» — существую только для себя и все существуетъ только для «меня». Никто не можетъ управлять «мною», «я» могу пользоваться и управлять вс?мъ.

«Я» — перлъ мірозданія, драгоц?нный сосудъ единственныхъ въ своемъ род? устремленій и ихъ необходимо оберечь отъ грубыхъ поползновеній сос?да и общественности. «Я» — ц?лый, въ себ? замкнутый океанъ неповторимыхъ стремленій и возможностей, никому нич?мъ не обязанныхъ, ни отъ кого нич?мъ не зависящихъ. Все, что пытается обусловить мое «я», посягаетъ на «мою» свободу, м?шаетъ «моему» полному господству надъ вещами и людьми. Ограниченіе себя «долгомъ» или «уб?жденіемъ» есть уже рабство.

Краснор?чив?йшимъ образцомъ подобнаго индивидуализма является философія Штирнера.

По справедливому зам?чанію Штаммлера, его книга — «Единственный и его достояніе» (1845 г.) — представляетъ собой самую см?лую попытку, которая когда-либо была предпринята — сбросить съ себя всякій авторитетъ.

Для «Единственнаго» Штирнера н?тъ долга, н?тъ моральнаго закона. Признаніе какой-либо истины для него невыносимо — оно уже налагаетъ оковы. «До т?хъ поръ, пока ты в?ришь въ истину — говоритъ Штирнеръ — ты не в?ришь въ себя! Ты — рабъ, ты — религіозный челов?къ. Но ты одинъ — истина... Ты — больше истины, она передъ тобой — ничто».

Идея личнаго блага есть центральная идея, проникающая философію Штирнера.

«Я» — эмпирически — конкретная личность, единственная и неповторимая — властелинъ, предъ которымъ все должно склониться. «..Н?тъ ничего реальнаго вн? личности съ ея потребностями, стремленіями и волей». Вн? моего «я» и за моимъ «я» н?тъ ничего, что бы могло ограничить мою волю и подчинить мои желанія.

«Не все-ли мн? равно — утверждаетъ Штирнеръ, — какъ я поступаю? Челов?чно-ли, либерально, гуманно или, наоборотъ?... Только бы это служило моимъ ц?лямъ, только бы это меня удовлетворяло, — а тамъ называйте это, какъ хотите: мн? р?шительно все равно... Я не д?лаю ничего «ради челов?ка», но все, что я д?лаю, я д?лаю «ради себя самого»... Я поглощаю міръ, чтобы утолить голодъ моего эгоизма. Ты для меня — не бол?е, ч?мъ пища, такъ-же, какъ я для тебя...»