«измены» (38, 155).
После битвы князь Холмский поспешил отправить Ивану III гонца с известием о победе и с найденной у новгородцев злополучной грамотой. Этот гонец — «сын боярский» Иван Васильевич Замятия — нашел государя в погосте Яжелбицы, в верховьях реки Полометь, — том самом, где в 1456 году Василий Темный заключил мир с новгородцами.
Расположенный в 120 верстах к юго-востоку от Новгорода, этот погост был важным в стратегическом отношении местом. Иван III с братьями Юрием, Андреем и Борисом и с основной частью своего войска не случайно стал в Яжелбицах. Отсюда разветвлялись две дороги: северная, пролегавшая вдоль рек Холовы (левого притока Меты) и Меты, мимо старинных сел Крестцы и Бронница, и северо-западная, уходившая также по нескольким рекам в сторону Русы. (Водный путь обычно повторяла дорога, идущая вдоль берега реки или озера. Зимой водный путь превращался в ледяной, санный.) Река Полометь, на берегах которой раскинулось село Яжелбицы, — правый приток Полы, а та, в свою очередь, — правый приток Ловати, несущей свои воды в озеро Ильмень. Спустившись верст 7 вниз по Ловати от устья Полы, можно достичь устья реки Полисть — левого притока Ловати, на которой верстах в 20 выше по течению расположена Руса. Таким образом, с этой стоянки Иван в зависимости от изменений обстановки мог двинуть свои полки в любом направлении. Отсюда удобнее всего было координировать действия нескольких ратей, движущихся на Новгород с юга и юго-востока по разным маршрутам.
В ту эпоху радостные события увековечивали постройкой храмов в честь святого, память которого по церковному календарю — месяцеслову — приходилась на день, когда случилось это событие. Князь Иван, узнав о фантастической победе на Шелони, дал обет выстроить в Москве храм во имя апостола Акилы, «единого от 70» (то есть одного из семидесяти учеников Христа). Память его праздновалась 14 июля. В свою очередь, князь Холмский и его соратники дали обет построить храм во имя Воскресения Христова, так как 14 июля было воскресным днем. Оба храма вскоре были возведены как приделы у Архангельского собора московского Кремля.
Обдумав сложившуюся после битвы на Шелони обстановку, Иван III покинул Яжелбицы и направился в Русу. Уже с дороги он отправил гонцов к псковскому войску с повелением поскорее идти на соединение с москвичами.
24 июля 1471 года великий князь прибыл в Русу. Сюда уже привезены были трофеи и пленные, доставшиеся москвичам на Шелони. Огромный новгородский «полон» Иван III разделил на три категории. В первую, самую многочисленную, попали «мелкие люди», которых он приказал отпустить. Прославляя милосердие великого князя, они разбежались по домам. Ко второй категории были отнесены люди из среднего и высшего слоя новгородского общества. Их Иван «послал на Москву, да велел их вметати в тюрму». Третья, немногочисленная группа пленных состояла из предводителей новгородских войск. Дмитрий Исакович Борецкий, Василий Губа Селезнев, Еремей Сухощек, Киприан Арзубьев были приговорены к высшей мере наказания — «казнити главною казнью новогородскых посадников за их измену и за отступление» (31, 290). Других представителей той же группы — Василия Казимира, Кузьму Григорьева, Якова Федорова, Матвея Селезнева, Кузьму Грузова, Федота Базина велено было отвезти в Коломну и там держать в темнице в цепях. Источники упоминают и о том, что некоторых знатных пленников Иван повелел бить кнутом (12, 437).
Суд над новгородцами был скорым. Над головами всех пленных, словно дамоклов меч, нависало роковое слово «измена». С самого начала конфликта с Новгородом великий князь не уставал подчеркивать, что он чтит «старину», согласно которой Новгород — «вотчина» великих князей Владимирских. И как всякий вотчинник, он имеет неоспоримое право следить за порядком в своей вотчине и наказывать виновных в их нарушении. Вынося свой приговор, Иван III, несомненно, учитывал, какую роль играл тот или иной боярин в политической жизни Новгорода в предшествующие годы. Московская разведка издавна имела на Волхове своих людей, через которых великий князь досконально знал все городские дела.
Не задерживаясь в Русе, Иван III поспешил дальше на север, к Новгороду. Путь его лежал по левому берегу озера Ильмень. Однако далеко ехать ему не пришлось…
Известие о захвате москвичами Русы и о поражениях новгородских войск повергло Новгород в смятение. Однако поначалу среди горожан возобладало стремление продолжать борьбу. Ожидая, что Иван III со своим войском скоро подступит к городу, новгородцы предпринимали обычные меры на случай осады. На башни, распугивая ворон и голубей, поднялись дозорные. На улицах и по стенам появились караулы. Были сожжены все деревянные строения вокруг Кремля: их бревна при штурме могли быть использованы для «примета» под стены. Многие поколения новгородцев укрепляли свой город, возводя вокруг него каменные стены с могучими башнями. Однако в отсутствие постоянной опасности укрепления ветшали и обрастали всякого рода мирными сооружениями. Теперь их срочно приводили в боевой вид, безжалостно уничтожая хижины.
Спасаясь от бедствий войны, в Новгород сбежалось множество людей. Цены на продукты питания немедленно взлетели, а сами продукты стали исчезать с прилавков. «И много бысть новгородцемь пагубы: и хлеб дорог, и не бысть ржи на торгу в то время, ни хлеба, толко пшеничный хлеб, и того по оскуду» (12, 406). Словно в насмешку над бедняками на торгу продавался один лишь непомерно дорогой пшеничный хлеб, тогда как привычный ржаной исчез совершенно. Вкус хлеба стал вкусом ненависти. «Тогда потребители ржаного хлеба поднялись на потребителей пшеничного, укоряя их за то, что они привели великого князя на Новгород», — писал С. М. Соловьев (146, 20).
Наряду с недовольными дали о себе знать и прямые изменники. Некий Упадыш со своими единомышленниками тайно вывел из строя пять пушек на городской стене, забив им в стволы куски железа. Предателя поймали и казнили. Однако действия московской «пятой колонны» на этом, конечно, не закончились…
В этой обстановке архиепископ Феофил решил пойти по испытанному пути: вступить в переговоры с разгневанным великим князем и откупиться от него заветным новгородским серебром.
27 июля князь Иван приблизился к устью Шелони. Отсюда оставалось всего верст 50 до Новгорода. Один дневной переход — и победоносная московская рать встанет под стенами непокорного города. Туда же подойдут и полки, отправленные другими дорогами. Кажется, достаточно одного усилия, чтобы разгромить Новгород и окончить войну небывалым триумфом.
Однако Иван III устоял перед искушением. Московские воеводы и их союзники псковичи остановились, не дойдя до Новгорода каких-нибудь 20 верст, и стали лагерем между погостами Коростынь и Буреги (170, 189). О причинах такого решения историки говорят по-разному. Н.М. Карамзин объяснял его осторожностью Ивана III: «Мы видим здесь действие личного характера, осторожной политики, умеренности сего властителя, коего правилом было: не отвергать хорошего для лучшего, не совсем верного» (89, 193). А. Е. Пресняков полагал, что великий князь опасался новым наступлением сплотить новгородцев и дать им шанс на успех: «В этом можно усмотреть определенный политический расчет. Великий князь Иван был силен перед Новгородом его внутренними раздорами, и не было в интересах великокняжеской политики скреплять согласное объединение новгородцев поспешным и слишком резким давлением» (132, 434). Как бы там ни было, безвестная дотоле Коростынь стала вдруг историческим местом. Одновременно с Иваном сюда прибыли на судах по озеру и новгородские послы во главе с нареченным владыкой Феофилом для переговоров о мире. Близ Коростыни великий князь простоял 14 дней, «управляя новогородцев» (31, 291; 41, 185). В воскресенье 11 августа был заключен Коростынский договор — ключевой документ, подводивший итог всей московско-новгородской войне 1471 года.
Коростынский договор по форме очень напоминает Яжелбицкий договор, заключенный Василием Темным с Новгородом в 1456 году. Условия, выдвинутые победителями, оказались неожиданно мягкими: новгородцы присягали на верность Ивану III и обязывались в течение года выплатить ему контрибуцию — 15 с половиной тысяч серебряных новгородских рублей. Внутреннее устройство Новгорода оставалось прежним. Волок Дамский и Вологда окончательно переходили к Москве. Новгородцы клялись не искать политической, военной или церковной связи с Литвой. Иван возвращал большинство новгородских пленников, находившихся при нем или уже отправленных в Москву (5, 45–51).
Вся соль Коростынского договора состояла в признании Новгорода «вотчиной» великого князя Московского, а самого Ивана III — высшей судебной инстанцией для горожан. Причем все это представлялось как соблюдение «старины» — важнейшего принципа в системе ценностей средневекового человека. Союз Новгорода с королем Казимиром или литовским митрополитом, напротив, был вопиющим
