Когда утреннее солнце поднялось выше и согрело его замерзшее тело, он снова напомнил себе, что даже несколько глотков вина натощак приведут его в пьяное отупение. Где-то среди этих машин должна быть вода.

Радиатор! Хлопнув крышкой багажника, Мейтланд взял костыль и потащился к капоту. Он залез под переднюю решетку и саднящими руками стал нащупывать вдоль тормозных трубок нижний край радиатора. Отыскав сливной краник, он повернул его и подставил руки под хлынувшую жидкость.

Гликоль! Мейтланд выплюнул горечь и посмотрел на зеленое пятно на ладони. От резкого привкуса ржавой воды заболело горло.

Он уже почувствовал, как оживают рефлексы. Перегнувшись через переднее сиденье, он отомкнул капот, оттянул его вверх, поднял тяжелую крышку и обследовал двигатель. Руки ухватили баллон с водой для промывки ветрового стекла. Одним концом костыля Мейтланд выломал металлическую арматуру и сорвал с пластиковой канистры крепежные скобы.

Она была почти полная — почти целая пинта чистой воды. Попробовав прозрачную жидкость, Мейтланд прислонился к машине и костылем помахал катящим по автостраде автомобилям. Как ни мал был этот успех, обнаружение воды оживило в Мейтланде уверенность и решительность. В первые часы на острове он чересчур поспешно предположил, что помощь прибудет автоматически, что даже такой незначительный жест, как взмах рукой проходящим машинам, принесет незамедлительное спасение.

Он выпил половину всей воды, тщательно прополаскивая израненный рот. В голове ощущалась приятная легкость, вода возбудила его нервы и артерии, как электростимулятор. Ковыляя вдоль машины, Мейтланд почти с детской игривостью стучал по крыше. Он добрался до багажника и сел там, осматривая неровную поверхность острова у проволочной ограды. В автомобильном наборе было более чем достаточно инструментов, чтобы проделать дыру в проволочной сетке.

Тихо посмеиваясь про себя, Мейтланд облокотился о заднее стекло «ягуара». Почему-то его вдруг охватило чувство облегчения. Он приподнял канистру и поболтал в ней чистую воду. Теперь он не сомневался, что вырвется отсюда. Несмотря на раны и разбитую машину, его прежние страхи, что он всю жизнь просидит на этом острове, теперь казались чуть ли не паранойей.

Он продолжал смеяться еще в течение нескольких минут после того, как на автостраде затормозила проезжавшая на запад машина с открытым верхом. Водитель, американский военный в форме, добродушно смотрел сверху на Мейтланда, которого явно принял за бродягу или бездельника, наслаждающегося первой утренней выпивкой. Он сделал жест, предлагая Мейтланду подвезти его. Но прежде чем тот пришел в себя и понял, что с момента аварии это был единственный автомобилист, который остановился ради него, американец вежливо помахал рукой и укатил прочь.

Призвав себя к порядку, как усталый сержант — рядового на плацу, Мейтланд слез с багажника. Невзирая на боль в бедре, он крепко оперся о машину и замахал костылем, пытаясь вернуть уехавшего водителя, но потом отрезвел и с отвращением посмотрел на больную ногу и драную одежду, злясь на себя, что из-за детской истерики упустил такой случай. Похоже, авария вышибла с креплений не только двигатель в машине, но и мозги.

Мейтланд оперся правой подмышкой на костыль. Он понял, что способен выполнять только простейшие физические действия. Образ чумазого калеки, чье искаженное отражение маячило в крышке багажника, в точности соответствовал его положению на острове — положению человека, оказавшегося запертым среди этих бетонных дорог, не имея ни каких-либо практических навыков, ни средств к существованию.

Да и психологических, собственно говоря, мало, подумалось Мейтланду. Нынче в мозгу нужно носить полный спасательный набор плюс аварийный курс по выживанию на случай всевозможных бедствий, реальных и воображаемых.

— Гаечный ключ, монтировка, пассатижи…— Мейтланд методично перебирал инструменты. Он громко разговаривал сам с собой, словно запугивая неумелого новичка и накручивая себя все больше и больше.

Распихав инструменты по карманам пиджака, он оперся на костыль и направился к виадуку, не обращая внимания на движущиеся по автостраде машины. Было начало десятого, и движение после утреннего часа пик пошло на убыль. Теплые солнечные лучи уже рассеяли желтоватую мглу, которая стояла над островом накануне, скрывая окружавшие его стены.

По пути Мейтланд вспомнил, что этим утром Кэтрин получает у японского дистрибьютера новую машину. Элен Ферфакс сегодня занята в своей педиатрической клинике при больнице Гая, — по иронии судьбы, ни та, ни другая ему не позвонят, считая, что Мейтланд провел ночь у соперницы. Впрочем, на работе тоже никто особенно не обеспокоится его отсутствием, решив, что он либо заболел, либо уехал по какому-нибудь неотложному делу. Мейтланд приучил сотрудников не задавать вопросов о его отлучках. Несколько раз он летал в Соединенные Штаты, намеренно не оповещая об этом сослуживцев до своего возвращения. Даже если бы он отсутствовал целую неделю, секретарша не обеспокоилась бы настолько, чтобы звонить Кэтрин или Элен.

С мученическими усилиями, постоянно сбиваясь с ритма из-за неровностей почвы, Мейтланд ковылял к проволочной ограде. Приглядываясь на ходу к скрытым в траве очертаниям фундаментов, он распознал план первых этажей эдвардианских одноквартирных домов. Он миновал бомбоубежище времен Второй мировой войны. Вход был наполовину засыпан землей и гравием, привезенными для закладки насыпей.

Добравшись до ограды в глубокой тени от виадука, Мейтланд совсем выбился из сил. Он прислонил костыль к проволочной сетке и, усевшись на черную землю, достал из карманов гаечный ключ, монтировку и пассатижи. Тяжелые железные инструменты оттягивали плечи и колотились о побитую грудь и живот.

Под виадуком трава не росла. Сырая земля потемнела от отработанного масла, стекающего со столбов за оградой. Стоярдовая проволочная сетка удерживала кучи хлама. Груды автомобильных покрышек, сломанной офисной мебели, мешков с затвердевшим цементом, строительных форм, мотков ржавой проволоки и всевозможного металлолома громоздились так высоко, что Мейтланд засомневался, сможет ли он пробраться сквозь эти джунгли, даже если преодолеет изгородь.

Не вставая, он повернул голову к сетке. Высоко над ним, почти касаясь ясного апрельского неба, маячил бетонный пролет виадука, и его широкое полотно слабо гудело под проходящими машинами. Взяв пассатижи обеими руками, Мейтланд набросился на металлические ячейки, проверяя на прочность стальные связи. В неясном свете он увидел, что пассатижи оставили на проволоке лишь слабую отметину. Мейтланд поежился на холодном ветру.

Передвигая гаечный ключ и монтировку по земле, он переполз к стальному столбу в десяти футах поодаль. Эта секция сетки крепилась к столбу сплошной стальной закраиной, привинченной к задней пластине законтренными гайками.

Приладив разводной ключ, Мейтланд налег на одну из гаек, но он уже так ослабел, что не смог даже надежно захватить головку, не то что ее повернуть. Он взглянул на высокую ограду — десять лет, а возможно, и десять дней назад у него хватило бы сил одолеть ее голыми руками.

Он отшвырнул гаечный ключ и поскреб сырую землю монтировкой, но темная земля, хотя и пропитанная маслом, оказалась непробиваемой, как намокшая кожа. Чтобы сделать подкоп, потребуется вынуть по крайней мере кубометр каменистого грунта, а потом еще придется проложить путь через десятифутовую груду автопокрышек, каждая из которых весит сотню фунтов.

Грязный воздух обжигал отбитые легкие. Зябко поеживаясь в отсыревшей одежде, Мейтланд засунул инструменты в карман. Когда он вышел на солнце, густая трава заколыхалась вокруг ног, словно стараясь передать ему часть своего тепла. Мейтланд обеспокоенно посмотрел на отдаленные откосы развязки. Он уже почти двадцать четыре часа ничего не ел, и от первых жестоких мук голода, до недавних пор притупленного потрясением от аварии, закружилась голова. Сделав над собой усилие, он сфокусировал взгляд на крыше «ягуара». Машина еле виднелась над травой, которая, видимо, успела подрасти за время его бесплодного путешествия к проволочной ограде.

Собравшись с духом, Мейтланд двинулся к южной оконечности острова. Через каждые десять шагов он останавливался и костылем пробивал дорогу в густых зарослях. Доковыляв до невысокой стены, он взобрался по ступенькам, которые поднимались от бывшей садовой дорожки и обрывались в воздухе. Только эти руины и остались от викторианского дома, снесенного многие годы назад.