– Если я буду спать до полудня, наши дела не поправятся.
Он еще не мог прийти в себя после поездки в Моздок.
– Куда ты собрался, я могу об этом знать? Хотя у тебя теперь столько тайн от меня…
– Иду на работу. Овец угромовских купать. Вот и вся тайна.
– Что же ты вчера не сказал? – засуетилась Кайпа. – Я бы с вечера испекла тебе сискал.
Она взяла сито и большую деревянную чашку.
– Не успеешь, – остановил ее Хасан. – Вон Рашид уже идет за мной.
Кайпа посмотрела в окно.
– А как же ты? Голодный пойдешь?
– Ну, идем? – спросил Рашид входя.
– Погодите немного, я испеку сискал, хоть тоненький, чтобы побыстрее!
Но ребята не стали ждать.
Проснулся Хусен. Узнав, куда идут Хасан с Рашидом, он тоже засобирался. Мать попыталась удержать его.
– Завтра пойдешь. Я не успела приготовить поесть.
Но на этот раз ничто не могло остановить Хусена. Какон может оставаться дома?
– Нани, там еще с вечера остался сискал. Я возьму его, нам хватит. И вишен нарву. – Он побежал в сад.
Солнце поднялось уже довольно высоко и все убыстряло свой ход. Спешили и ребята. Но Рашид тем не менее торопил.
– Вчера я в это время был там, – говорил он, глядя из-под ладони. – Зарахмет пригрозил, что всякому опоздавшему убавит заработок.
Хасан и Хусен старались не отставать от Рашида. Они, конечно, опоздали. Рашид думал незаметно смешаться с работающими ребятами. Но им это не удалось. Зарахмет заметил их и закричал Рашиду:
– Вы обедать пришли или?…
– Работать, – за всех ответил Рашид.
– А какого черта спали так долго?
Рашид предпочел смолчать. Нет таких слов, чтобы разжалобить Зарахмета, а злить его нельзя. Братья совсем не поднимали глаз.
– Никто не даст вам работы, если будете приходить так поздно, – не унимался Зарахмет.
– В другой раз мы не опоздаем, сегодня ждали, пока сискал испечется, потому и… – придумал вдруг причину Рашид.
– Скажи матери, пусть пораньше встает, нечего валяться до полудня!
– У меня нет матери! – помрачнел Рашид.
– Нету, говоришь? – Зарахмет немного смягчился. – Ну, ладно. Идите работайте.
Сказал, а потом передумал, остановил и спросил фамилии.
– Сегодня получите только за полдня, так и знайте! – Он важно поднял карандаш и выглядел при этом так, будто сообщил радостную весть.
Подбежал сын Зарахмета.
– Что ты, сынок? – спросил отец.
Он не называл детей по имени, ни своих, ни чужих.
– Паша зовет тебя.
Так называли помещика. Для сагопшинцев он был Угромом, а приближенные называли его по имени. По-русски полагалось добавлять и отчество. Но жена звала его Пашей, и близкие подражали ей. Хозяин мирился с этим.
Зарахмет заторопился. Обернувшись к сыну, сказал:
– Идем, что ты стоишь?
– Я останусь здесь…
– Чего тут делать?
– Тоже буду купать овец.
– Пошли. Нечего. Одежду замараешь.
Пропустив сына вперед, Зарахмет, тяжело ступая, пошел за ним, покачивая своим тучным телом.
Хусен неотрывно следил за мальчишкой. Ему и во сне не снилась такая одежда, хотя он был куда старше этого сопляка. «Счастливый, – подумал Хусен, – он идет с отцом!» Хусен согласен был никогда не иметь таких брюк и такой куртки, только бы отец был жив…
Кто-то крикнул:
– Эй, гони вон ту овцу!
Хусен обернулся. Слова относились к нему. Командовал паренек, назначенный Зарахметом старшим. От тех, что пригнали к яме, отстала одна небольшая овечка. Она удивленно озиралась по сторонам. Хусен подбежал к ней, овечка подскочила, словно ее поставили на раскаленную плиту, и отбежала в сторону.
– Глупый ты! – злобно бросил старшой. – Кинулся прямо на нее.
Овечка пробежала мимо Зарахмета. Он протянул руки, хотел ее задержать, но зацепился за бурьян и чуть не растянулся. Овца скакала вприпрыжку, но Хусен и не думал прекращать погоню. Сын Зарахмета бежал за ним, и казалось, будто он гонится за Хусеном. Наконец, тоже умаявшись, а может и оступившись, овца упала, и не успела она подняться – Хусен схватил ее за рога, зажал голову между ног и протянул Зарахмету. Подошел старшой.
– Где ты видел, чтобы так ловили овцу? – взревел он. – Бежишь прямо на нее!
– Прямо или косо он бежит, а овцу, видать, поймает, даже самую быстроногую, – похвалил Зарахмет. – Косуля, а не парень! – И, обернувшись к старшому, добавил: – Пошли-ка его подгонять овец. Уж он-то ни одной не упустит. Если только в небо какая взлетит!..
Хусену не очень-то хотелось гоняться за овцами. Куда интереснее работать у самой ямы. Овцы – вжик – так и скатываются, как со снеговой горки. Правда, в этом году набили поперечных планок, чтобы скотина не калечилась.
– Ну, чего ты стоишь разинув рот? – крикнул старшой. – Тебе же сказали, иди подгоняй овец.
Делать нечего, Хусен пошел. Ослушаешься – чего доброго, прогонит.
С обеда и Хасан попросился подгонять овец. Уж очень ему не по себе было от запаха лекарств. Теперь братья работали вдвоем. И бегал, конечно, в основном Хусен. Хасан все больше жаловался на головную боль от лекарств.
Дело было к вечеру. Две овцы отбились от отары и подбежали к канаве, отделяющей угрюмовские земли от сельских. Хусен погнался за овцами. Одна, то ли поняв, что ей не убежать, то ли испугавшись, повернула назад. Зато другая прыгнула, глупая, в канаву. Хусен – за ней. Овца лежала не двигаясь. Он потянул ее за рога. Овца не поднялась, только жалостливо посмотрела на него, будто просила: «Оставь меня хоть теперь!» Хусен осмотрел овцу и убедился, что никуда ее не выгонишь – заднюю ногу сломала.
Мальчишка побежал к брату и рассказал о случившемся.
– Молчи и никому ни слова! – погрозил тот пальцем. Лицо его мгновенно помрачнело. Вспомнилось то, что случилось давно, тогда, когда саадовской овце ногу переломили…
После работы все пошли в имение ужинать. Рашид решил остаться там с ночевкой. Место дают, кормежку тоже. Стоит ли мотаться домой и обратно. Только силы терять. Он и друзей своих хотел уговорить. Но Хасан упросил его уйти вместе с ними. У него было что-то свое на уме. Они пошептались с Рашидом, и тот быстро согласился.
Уйти пришлось не евши. После ужина спустят сторожевых собак. Они охраняют имение и помещичьи отары. Все, кто уходит домой, спешат отправиться до наступления темноты, чтобы не попасться в лапы псам.
Хасан свернул к Рашиду.
– Хусен, – попросил он, – скажи нани, что я остался ночевать в имении. Попозже мы с Рашидом сходим за той овцой.
– А если кто увидит?
– «Если кто увидит»… – усмехнулся Хасан. – Потому-то мы и не берем тебя, чтобы не увидели.