грудь. Брови Карраса поползли вверх. Он заметил, что кожа Реганы начала краснеть, но не на всей груди, а только местами.
– Вот, начинается, – шепнула Шарон.
По телу Карраса поползли мурашки, но не от холода, а от того, что он увидел на груди Реганы. Ярко- красными рельефными буквами на коже четко проступили два слова:
ПОМОГИТЕ МНЕ.
– Это ее почерк, – прошептала Шарон.
В 9 часов утра священник Дэмьен Каррас явился к президенту Джоджтаунского университета и попросил предварительного разрешения на проведение ритуала изгнания дьявола. Получив его, он отправился к епископу епархии. Тот серьезно выслушал рассказ Карраса.
– Вы уверены, что это настоящая одержимость? – спросил епископ.
– Я могу утверждать, что все признаки, описанные в «Ритуале», сходятся, – уклончиво ответил Каррас. Он все еще не осмеливался поверить в случившееся. Не разум, а сердце заставило его прийти сюда. Жалость и надежда, что внушение поможет излечить девочку.
– Вы хотели бы провести изгнание сами? – спросил епископ.
Дэмьен почувствовал в себе прилив сил. Ему захотелось сбросить с себя тяжкий груз и избавиться от надоедливого призрака собственного неверия.
– Да, конечно, – ответил он.
– Как ваше здоровье?
– В порядке.
– Вам когда-нибудь приходилось делать что-нибудь подобное?
– Никогда.
– Хорошо, мы примем решение. Конечно, в таких делах лучше всего иметь человека с опытом. Их, конечно, немного, но, возможно, кто-нибудь вернулся из заграничной миссии. Дайте мне время подумать. Когда что-нибудь прояснится, я сразу же поставлю вас в известность.
После того как Каррас ушел, епископ связался с президентом Джорджтаунского университета, и они поговорили о Дэмьене, уже второй раз за этот день.
– Да, он знает всю историю болезни, – заметил в разговоре президент. – Я думаю, не будет вреда, если взять его в качестве помощника. В любом случае необходимо присутствие психиатра.
– А кого пригласить для изгнания? У вас есть какие-нибудь предложения? Я ума не приложу.
– Здесь сейчас Ланкэстер Мэррин.
– Мэррин? Мне казалось, что он сейчас в Ираке. По-моему, я читал, что он работает на раскопках где-то в Ниневии.
– Да, рядом с Мосулом. Все правильно, только он уже закончил работу и три или четыре месяца назад вернулся. Он в Вудстоке.
– Преподает?
– Нет, работает над очередной книгой.
– Бог да поможет нам! Вам, однако, не кажется, что он слишком стар? Как его здоровье?
– Наверное, неплохо, иначе он не стал бы заниматься раскопками, не так ли?
– Думаю, вы правы.
– Кроме того, у него есть опыт, Майкл.
– Я этого не знал.
– По крайней мере так говорят.
– Когда это было?
– Мне кажется, 10 или 12 лет назад, по-моему, в Африке. Изгнание длилось несколько месяцев, он сам чуть не погиб.
– В таком случае я сомневаюсь, чтобы он захотел это повторить.
– Мы делаем то, что нам говорят, Майкл. Среди нас, священнослужителей, мятежников нет.
– Спасибо за напоминание.
– Ну и что же вы думаете?
– Я полагаюсь на вас и на архиепископа.
Этим же вечером молодой человек, готовящийся стать священником, бродил по Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Он искал худого седовласого иезуита и нашел его, когда тот в раздумье прогуливался по аллеям семинарии. Юноша вручил ему телеграмму. Пожилой человек поблагодарил его, тепло посмотрел на юношу, затем повернулся и продолжал свои размышления. Он шел и любовался природой; иногда останавливался, прислушиваясь к пению малиновки и наблюдая за поздними бабочками. Он не вскрыл телеграмму и не прочитал ее, так как уже знал, что в ней написано. Он прочитал ее в пыльных храмах Ниневии.
Он был готов, поэтому и продолжал свою прощальную прогулку.
Часть четвертая
«Да приидет вопль мой пред лице твое...»
«Тот, кто остается верным любви, остается верным Богу, а Бог – ему...»
Глава 1
Киндерман сидел за столом в полумраке своего тихого кабинета. Свет от настольной лампы падал на ворох документов. Рапорты полицейских и отчеты из лабораторий, вещественные доказательства и служебные записки. В задумчивости он медленно разложил их в виде лепестков цветка, чтобы сгладить то мерзкое заключение, к которому они его привели и которые он никак не мог принять.
Энгстром был невиновен. Во время гибели Дэннингса он был у своей дочери – снабжал ее деньгами для покупки наркотиков. Он солгал в первый раз, чтобы не выдать ее и чтобы мать, считавшая дочь умершей, ничего не узнала. Когда Киндерман рассказал Эльвире, что ее отец подозревается в соучастии убийства Дэннингса, она согласилась все рассказать. Нашлись и свидетели, которые подтвердили рассказ. Энгстром был невиновен. Невиновен и молчалив. От него нельзя было узнать, что происходит в доме у Крис.
Киндерман нахмурился, рассматривая свой «цветок»: что-то ему не понравилось.
Он передвинул один «лепесток» немного ниже и правее и еще раз проанализировал все факты.
Киндерман уставился в самую середину своей бумажной розы, где лежала старая выцветшая обложка популярного журнала. С фотографии на него смотрели Крис и Регана. Он пригляделся к девочке: симпатичное, веснушчатое лицо, волосы завязаны в «хвостики», не хватает переднего зуба. Киндерман посмотрел в окно. На улице было темно. Моросил надоедливый дождик.
Он пошел в гараж, сел в черный автомобиль и поехал по блестящим, мокрым от дождя улицам в сторону Джорджтауна. Припарковавшись на восточной стороне Проспект-стрит, он просидел в машине около четверти часа, глядя на окно комнаты Реганы. Может быть, нужно постучаться и потребовать, чтобы ему ее показали? Он опустил голову и потер лоб рукой.
Уильям В. Киндерман! Вы больны! Идите домой! Примите лекарство и ложитесь спать!
Он опять посмотрел на окно и задумчиво покачал головой. Нет. Неумолимая логика руководила его поступками.
К дому подкатил автомобиль.
Детектив насторожился, повернул ключ зажигания и включил дворники.
Из такси вышел высокий пожилой человек. На нем были черный плащ и шляпа, в руках он держал видавший виды чемоданчик. Старик заплатил шоферу и остановился, осматривая дом с улицы. Такси тронулось и повернуло на 36-ю улицу. Киндерман поехал за ним. Поворачивая за угол, он заметил, что пожилой человек так и не двинулся с места; он стоял в туманном свете уличного фонаря, как памятник путнику: полный спокойствия и застывший на века. Детектив посигналил фарами таксисту.
В это время Шарон делала Регане укол либриума, а Каррас и Карл держали девочку за руки. За последние два часа доза была увеличена до четырехсот миллиграммов. Это было очень много, но после временного затишья, длившегося много часов, бес неожиданно проснулся в таком приступе ярости, что ослабевший организм Реганы не смог бы долго продержаться.
Каррас измотался. После визита к представителю высшего духовенства он вернулся к Крис, чтобы рассказать ей о результатах. Потом помог наладить для Реганы внутреннее питание, вернулся домой и сразу же рухнул в кровать. Однако уже через полтора часа его разбудил телефонный звонок. Звонила Шарон.