произнесенные фразы могли оказаться подсознательно запомнившимися. Спокойно! Ты помнишь ту девочку? Служанку-подростка? Она была одержима и в бреду разговаривала на каком-то языке, который в конце концов оказался древнесирийским. Каррас представил себе, как это поразило всех, когда выяснилось, что девочка одно время работала в доме, где одним из квартирантов был студент, изучающий теологию. Накануне экзаменов он шагал по комнате, поднимался по лестнице и на ходу читал вслух древнесирийские тексты. Девочка все это слышала. Спокойно!

– Sprechen sie deutsch?[6]– тихо спросил Каррас.

– Если хочешь поразвлекаться?

– Sprechen sie deutsch? – повторил он и почувствовал, как сердце в надежде застучало еще быстрей.

– Naturlich, – злобно усмехнулся бес. – Mirabile dictu,[7]не правда ли?

Сердце иезуита замерло. Не только немецкий, но и латынь! Да еще разговорная!

– Quod nomen mihi est? – быстро спросил Каррас. (Как меня зовут?) – Каррас.

Священник возбужденно продолжал:

– Ubi sum? (Где я?) – In cubiculo. (В комнате.) – Et ubi est cubiculum? (А где комната?) – In domo. (В доме.) – Ubi est Dennings? (Где Бэрк Дэннингс?) – Mortuus. (Он умер.) – Quornodo mortuus est? (Как он умер?) – Inventus est capite reverso. (Его нашли со свернутой головой.) – Quis occidit eum? (Кто его убил?) – Регана.

– Quornodo еа occidit ilium? Die mihi exacte! (Как она убила его? Расскажи мне подробно!) – Ну ладно, пока и этого вполне достаточно, – сказал бес, оскалившись. – Достаточно. И вообще хватит. Хотя, конечно, тебе и в голову не пришло, как я полагаю, что, пока ты задавал свои вопросы на латыни, ты в уме сам же проговаривал и ответы на латыни. – Он рассмеялся. – Разумеется, подсознательно. И что бы мы вообще делали без этого подсознания? Ты понимаешь, на что я намекаю, Каррас? Я совсем не умею говорить по- латыни. Я читаю твои мысли. Я просто нашел ответы в твоей голове.

Каррасу стало страшно. Уверенность его была поколеблена, постоянно мучили сомнения, глубоко засевшие в его мозгу.

Демон усмехнулся и продолжал:

– Да, я знал, что до тебя это дойдет, Каррас. За это ты мне и нравишься. За это я уважаю всех разумных людей. – Голова его откинулась, и он захохотал.

Мозг священника лихорадочно работал. Он пытался найти такой вопрос, на который можно было бы дать несколько ответов. Но, может быть, я буду думать обо всех ответах? Ладно. Тогда можно задать вопрос, на который сам не знаешь ответа! А правильность его можно будет определить позже.

Он подождал, пока смех прекратится, и спросил:

– Quam profundus est imus Oceanus Indicus? (Какова глубина Индийского океана в самом глубоком месте?) Глаза беса засветились.

– La plume de mа tante,[8]– злобно произнес он.

– Responde Latine.[9]– Bon jour! Bonne nuit![10]– Quam...

Каррас не договорил. Глаза беса закатились, и появилось существо, бормочущее на неизвестном языке.

Каррас с нетерпением потребовал:

– Я хочу говорить с бесом!

Ответа не было. Только дыхание.

– Quis es tu? (Кто ты?) – резко спросил он. Голос его звучал раздраженно.

Молчание.

– Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом!

Существо начало икать.

– Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом!!!

Икота продолжалась с равномерными промежутками. Каррас покачал головой. Затем подошел к стулу и сел на самый край. Сгорбившись, он принялся ждать...

Время шло. Каррас начал дремать. Вдруг он резко вскинул голову и посмотрел на Регану. Тишина, икота прекратилась.

Спит?

Он подошел к кровати и посмотрел на девочку. Глаза закрыты. Дыхание глубокое. Он нагнулся и нащупал пульс, потом тщательно осмотрел ее губы. Они были сухими и растрескавшимися. Каррас выпрямился, подождал еще немного, затем вышел из комнаты.

Он спустился в кухню в надежде найти Шарон. Шарон сидела за столом и ела суп. В руке у нее был бутерброд.

– Вам что-нибудь приготовить поесть, отец Каррас? спросила она. – Вы, наверное, голодны.

– Спасибо, не надо. Я не хочу, – ответил Дэмьен и взял со стола блокнот Шарон. Достал ручку.

– Ее мучила икота. У вас есть компазин?

– Да, осталось еще немного.

Каррас писал что-то на листке и, не поднимая головы, сказал:

– Сегодня вечером поставьте половину 25-миллиграммовой свечки.

– Хорошо.

– У нее началось обезвоживание организма, – продолжал он. – Поэтому я перевожу ее на внутривенное питание. Первым делом позвоните в магазин медицинского оборудования и скажите, чтобы сюда доставили вот это.

Он протянул ей исписанный листок.

– Она спит, поэтому сейчас можно установить сустагенное питание.

– Хорошо, – кивнула Шарон. Я все сделаю.

Выгребая ложкой остатки супа, она придвинула к себе листок и проглядела список.

Каррас молча наблюдал за ней.

– Вы ее учительница?

– Да.

– Не учили ли вы ее латыни?

Она удивилась:

– Нет.

– А немецкому?

– Только французскому. И довольно серьезно.

– Но ни немецкому, ни латыни?

– Да нет же!

– А Энгстромы, они между собой иногда говорят по-немецки? – Конечно.

– Регана могла это слышать?

Шарон пожала плечами.

– Наверное. – Она встала и понесла тарелки в раковину. – Да, я даже уверена в этом.

– А вы сами никогда не изучали латынь?

– Никогда.

– Но могли бы отличить ее на слух? – Да, конечно.

– Она никогда не разговаривала по-латыни в вашем присутствии?

– Регана?

– С тех пор, как заболела.

– Нет, никогда.

– А на каком-нибудь другом языке? – пытался дознаться Каррас.

Шарон закрутила кран и задумалась.

– Может быть, мне это показалось, но...

– Что?

– Ну, мне показалось... – Она нахмурилась. – Я готова поклясться, что она разговаривала по-