– Честно говоря, не знаю, что думать. Весь год я надеялась на то, что экономика стабилизируется. То, что происходит сейчас, весь этот рост, год за годом… Рынок напоминает мне ребенка, у которого нарушена работа желез внутренней секреции. Он растет и растет. Вырос до размеров взрослого, однако внутри этого гигантского тела все еще живет ребенок.
Карлу понравилась метафора.
– Ребенок, которому поручили выполнять функции взрослого. – Он отложил газету, сделал большой глоток виски. – Нужно молиться о том, чтобы ребенок не наделал ошибок.
– Чепуха! – Брюс вытер рот салфеткой и встал из-за стола. – В любом случае, даже если произойдет катастрофа и мы все потеряем, у нас есть акции «AT и Т», «Дженерал моторе» и «Дженерал электрик». Мы все равно останемся достаточно богатыми людьми.
Келли взяла газету и стала внимательно ее изучать, постукивая пальцем по передним зубам.
Двадцать третьего октября начали поступать ужасные бюллетени с Уолл-стрит. Брюс четыре раза за день прикладывался к графинчику с виски. Все члены семьи Мейджорс сгрудились в кабинете возле радиоприемника. Брюс и Карл держали в руках перечни объединенных капиталовложений Мейджорсов – Найтов. Келли следила по своей копии.
Они не спали всю ночь. Объем продаж в этот день оказался настолько велик, что окончательные подсчеты закончились только к утру следующего дня, двадцать четвертого октября.
– Ну и как теперь акции «AT и Т», «Дженерал электрик» и «Дженерал моторс», богач ты наш? – подсыпал Карл соли на раны сыну.
В пять часов утра Брюс выключил радио. Его шатало от выпитого виски, и от крушения всех надежд. Как будто бы только что на его глазах разрушились Гибралтарские столбы.
– Завтра все вернется на место, – хрипло проговорил он. – Может, это именно то, что нам нужно. Катализатор, который стабилизирует экономику, а нас всех сделает благоразумнее.
– Или потопит наш корабль, – небрежно проронила Келли.
Брюс кинул на нее яростный взгляд.
– Господи! Как ты можешь шутить в такое время! Тебя это совсем не трогает.
– Не сомневайся, очень даже трогает. Но как сказал святой Матфей: «Кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть»
Брюс в отчаянии закрыл лицо руками.
– Келли! Бога ради, избавь меня от этого хотя бы сейчас! – Шатаясь, он вышел в холл, стал подниматься по лестнице, держась обеими руками за перила.
На следующий день Брюс позвонил секретарше и приказал отменить все деловые встречи.
– Я плохо себя чувствую. Это была сущая правда.
Весь четверг двадцать четвертого он провел у радиоприемника. «Черный четверг»… Он никогда не изгладится из памяти тех, кому довелось его пережить. И навсегда останется на могильных плитах тех, кто не пережил.
Подсчеты, проведенные на следующее утро, показали, что было продано тринадцать миллионов акций.
Брюс стоял на коленях на полу среди разбросанных по всей комнате копий счетов. Лицо его по цвету напоминало остывший пепел в камине, глаза были пусты. Карл сгорбился в кожаном кресле, отрешенно глядя в стакан, как в глубокий колодец. Там, в глубине, сквозь чистую, прозрачную жидкость виски он видел себя – в бездонной пропасти одиночества, безнадежности, полнейшего отчаяния.
Через четыре дня наступила дата, ознаменовавшая собой конец эпохи. Двадцать девятое октября. День, когда рынок ценных бумаг рухнул окончательно и бесповоротно. День полного и сокрушительного хаоса на бирже. Сумасшедшее, ничем не сдерживаемое желание продавать. Рекордная цифра продаж в шестнадцать миллионов акций. За семь дней с двадцать третьего по двадцать девятое октября цена их снизилась на пятнадцать миллиардов долларов.
«Бурные двадцатые» закончились. Наступила Великая депрессия.
В этот день Крис приехала домой на уик-энд. Всю долгую дорогу в поезде она сгорала от нетерпения и радостного возбуждения. Хэм написал ей письмо, одно из редких драгоценных писем, которые она хранила как величайшие сокровища. Они лежали, перевязанные розовой ленточкой, в ящике с бельем, словно Крис надеялась таким образом придать им интимность, которой в них совсем не было.
В последнем письме он приглашал ее на танцевальный вечер, который должен был состояться в канун Дня всех святых в большой пресвитерианской церкви пригорода Клинтона. В первый раз Хэм пригласил ее на настоящее свидание! Ведь не назовешь же свиданиями их субботние поездки в кино в его неудобном и совсем неромантичном грузовичке. Крис решила, что его приглашение означает поворот в их долгих и бесплодных отношениях. Она усмотрела в этом признание того, что он все-таки видит в ней желанную – а не только желающую его – женщину. Вот как много пыталась она извлечь из простого приглашения на танцы.
Она оказалась совершенно не подготовлена к той мрачной атмосфере, которая царила в Уитли. Отец с Брюсом сидели сгорбившись в угрюмом молчании. Если же и открывали рот, то только для того, чтобы наброситься друг на друга по любому поводу. Брат поглощал виски с интенсивностью, не уступавшей отцовской.
В Уэллсли, где она училась, девушки жили изолированно от неприятных реалий окружающего мира. Считалось, что юные леди из хороших и обеспеченных семей по праву своего рождения должны быть ограждены от любых неприятностей.
Однажды Крис обратилась с вопросом к преподавателю истории:
– Правда ли то, что говорят по радио? Будто бы Соединенные Штаты охвачены самым тяжелым экономическим кризисом за всю историю нации?
