Хэм медленно разделся. Вид собственного тела потряс его. Распухшее бедро выглядело едва ли не вдвое толще обычного. Вокруг следов укуса образовался огромный багровый синяк. Дрожа всем телом, Хэм лег в постель и накрылся простыней. Он лежал неподвижно, страшась биений собственного сердца. Ведь каждое сокращение сердечной мышцы разносило яд все глубже по лабиринтам его кровеносных сосудов. Воображение рисовало рентгеновский снимок, подобный тому, какой он видел на обложке школьного учебника биологии: кровеносные сосуды на правой стороне человеческого тела окрашены в красный цвет, а сосуды на левой стороне – в синий. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы яд дошел вместе с кровью до сердца, или до мозга, или до легких… куда он должен попасть, чтобы наступила смерть?

В своей жизни Хэм видел немало гремучих змей, в основном в каменоломне, где горнорабочие взрывали динамитом скалы, в пещерах которых дремали змеи, сплетясь, как макароны в суповой миске. Те, что оставались живы после взрыва, еще долго пребывали в шоке, так что рабочие успевали добить их палками или камнями. Обычно же жители поселка избегали встреч со змеями, так же как и змеи избегали людей.

Однако порой случалось, что какая-нибудь большая гремучая шея заползала в низину в поисках воды, особенно в засушливые периоды, и тогда встреча с человеком оказывалась неизбежной. Чаще всего такие встречи заканчивались гибелью змеи, но бывали и другие исходы, и Хэм о них хорошо знал. Вот почему при одном воспоминании об этом он содрогнулся. На лбу выступил холодный пот.

В мозгу у него все смешалось. Услышав за дверью в холле быстрые легкие шаги, он на какой-то короткий момент вообразил, что это мать пришла ему па помощь, как всегда, когда он заболевал или просто нуждался в се поддержке. Он едва не вскрикнул: «Мама!»

В дверях появилась Келли. Когда она подошла к его кровати, Xэм увидел у нес в руке раскрытую бритву.

– А это зачем?

– Я вскрою рану и выпущу кровь. Откинь простыни, я хочу взглянуть на твою ногу.

– Не надо меня резать! Я лучше подожду врача.

– Тогда может оказаться слишком поздно. Надо начинать лечение как можно скорее. Посмотри на себя. У тебя с каждой минутой повышается температура.

– Но я совсем разделся, на мне ничего нет! – Хэм прижал к себе простыню. – Я голый!

Лицо ее оставалось серьезным, только в глубине зеленых глаз что-то вспыхнуло.

– Я видела голых мужчин. Не будь ребенком, Хэм.

Не слушая его возражений, она снизу откинула простыню, обнажив его ноги до самых бедер.

– Господи, какой ужас!

На внутренней стороне левой ноги, немного выше колена, зияли две кровоточащие ранки на расстоянии примерно в дюйм друг от друга. Келли присела на кровать, нежно дотронулась до лица Хэма тыльной стороной ладони.

– Тебе очень больно?

Прикосновение мягкой прохладной руки к разгоряченному лицу оказалось необыкновенно приятным.

– Нет, не очень. Только я какой-то сонный. Не могу держать глаза открытыми.

– Ну так закрой их. – Она ласково погладила его по щеке. – Тебе в любом случае не стоит на это смотреть.

Тем не менее, Хэм все-таки лежал с открытыми глазами, глядя на мелкие трещинки в потолке и думая о матери. «Может быть, мы скоро будем вместе, мама». Мысль о смерти больше его не пугала. Он смутно ощущал, что Келли что-то делает с его ногой, но это были отрывочные, беспорядочные ощущения. Вот вонзилось в кожу острое лезвие бритвы – не очень больно, скорее, похоже на мгновенный ожог. Вот из раны выступила влага. А потом появилось странное, неведомое до сих пор ощущение чего-то влажного, теплого и мягкого, прижавшегося к ране. Он посмотрел вниз. Келли склонилась над ним. Держа обеими руками его ногу, она прижалась раскрытым ртом к ране и ритмично высасывала яд из отверстия в распухшем бедре.

Вначале Хэм наблюдал за ней с той же равнодушной отстраненностью, с какой раньше смотрел на змею, обвившую его ногу. Но вскоре пришел страх, боль, отвращение. Надо вырваться, ударить ее, оторвать от себя, так же как змею! Он лежал неподвижно, ослабевший от борьбы самых противоречивых чувств. Потом наступило что-то вроде летаргии, довольно приятной, охватившей все его существо. Словно какая-то неуловимая анестезия обволокла его, расслабила тело и парализовала волю.

Как зачарованный, смотрел он на девушку, прижавшуюся губами к его бедру. Она будто целовала его. Ее руки на его обнаженном теле… Ее губы на его обнаженном теле… Ее грудь, теплая и тяжелая под тонкой рубашкой из хлопка, прижавшаяся к его обнаженному телу. Внезапно столбняк прошел. Боль исчезла. Хэм ощущал небывалое возбуждение, которое не мог ни унять, ни остановить, даже если бы захотел. Он дрожал, он обезумел от желания.

Келли выпрямилась.

– Нет-нет, – простонал Хэм. – Пожалуйста, не останавливайся.

Теперь она могла видеть его обнаженное тело, а значит, и его желание. Но Хэм не стыдился этого. Он видел, словно сквозь зеленоватую туманную дымку, улыбающиеся развратные губы и развратные ярко- зеленые глаза.

Зеленоватая дымка потемнела, словно туча накрыла солнце над морем. Хэм почувствовал, что слепнет, тонет, задыхается. Потянулся к ней в поисках спасения.

– Спаси меня, Келли! Спаси!

– Я вернусь, Хэм. Я тебя спасу, – услышал он ее приглушенный смех.

«Я ненавижу тебя, Келли! Ненавижу…»

Дальше темнота. Тишина. Сладкая смерть.