перебраться в Павлодар (Кереку), а оттуда в Баян-Аул. Там в горах, где располагаются поселения рода Суюндик, найти родственников отца. В Баян-Ауле встретиться с фельдшером Шайбаем Аймановым. Здесь можно повременить, отдохнуть, затем перебраться в Акмолинский уезд и опять через Голодную степь — в Туркестан.

Жанайдар написал письма Абдрахману Байдильдину, Абульхаиру Досову, Динмухаммету Адилеву.

Назавтра, взяв у Мухана денег на дорогу, я отправился в путь.

До вокзала меня довез Жанайдар на санях Мухана. Обошлось без происшествий. Здесь Жанайдар побежал узнать, когда отправляется поезд на Петропавловск, а я остался у саней, возле отцепленных вагонов, подальше от вокзала. Через некоторое время Жанайдар вернулся и сказал, что поезд отходит в десять часов. А сейчас было только восемь. Жанайдар сам пошел за билетами. Он хотел посадить меня в вагон и лишь потом уйти. На вокзале мог встретиться кто-либо из казахов-интеллигентов, знавших меня в лицо, потому что я учился в омской семинарии с 1913 по 1916 год. Все наши планы могли сразу же провалиться, если меня узнают казахи из олаш-орды. Поэтому, когда Жанайдар кинулся покупать билеты, я насильно удержал его. Могли заметить, что Жанайдар разговаривал со мной, и установить за ним слежку. Я убедил его, что нам пора расставаться, так будет лучше. Попрощавшись с товарищем, я незаметно вошел в здание вокзала.

На вокзале многолюдно. Слоняются, томятся пассажиры, которые вот уже несколько дней не могут купить билеты. Много деревенских мужиков и баб с котомками за плечами. Здесь же снуют торговцы, усталые и оборванные солдаты, голодные дети.

Я зашел в зал ожидания третьего класса, где было полно бедняцкого люда.

Вокзал просторный, с каменным полом. Я не спеша осмотрел публику — нет ли знакомых? Изменил свою походку, попытался исказить лицо, чтобы не опознали. То и дело сновали взад-вперед солдаты Колчака, патрулирующие на станции. Офицерье вышагивает чинно и важно, сверкают погоны и шашки. Вокзал напоминает муравейник. Шум, гам, толкотня. Я подошел к старому солдату и мужику, которые с семьями расположились в углу между стульями. Чтобы завязать разговор, я спросил про поезд на Петропавловск. Окошечко кассы было еще закрыто. Я присел. Старый солдат рассказывал мужикам о германской войне, о России и наконец заговорил о большевиках. Мне он показался человеком бывалым.

О большевиках он рассказывал так, будто знал о них только один он, а мужики слышали это слово впервые.

— Большевики сильные, собаки. Все заводы и фабрики в их руках. У них винтовки всяких марок, пушки, пулеметы и тьма-тьмущая патронов и снарядов. Мануфактура, чай, хлеб, сахар — все в их руках. Все машины у них. Даже аэропланы есть, танки есть, бронемашины. Там вся Россия записалась в Красную Армию. Сейчас они захватили все земли до самого Урала. А вот на Сибирь не хотят идти…

— А почему же на Сибирь не идут? — нетерпеливо спросил мужик.

Солдат скупо пояснил:

— Нарочно не хотят! Они хитрый народ, знают, что сибиряки против большевиков и совдепа… Раз в Сибири свергли советскую власть, то пусть теперь на своей шкуре испытают, что им даст новая власть! Большевики ждут, когда сами сибиряки одумаются и поднимутся.

Слушавшая женщина покосилась на меня и толкнула солдата локтем, будь, дескать, поосторожнее.

Солдат глянул на меня и успокоенно махнул рукой:

— Да это свой человек, верно я говорю?

Я притворился ничего не понимающим, пожал плечами.

Увидев проходящих мимо офицеров-колчаковцев, солдат замолчал. Когда офицеры прошли, мужик снова обратился к солдату:

— Ты правду говоришь, что в России все записались в Красную Армию?

— Да, все рабочие и крестьяне, все, кто может держать винтовку, вступили в Красную Армию. А как же иначе? Для своей пользы вступают. Неужели крестьяне без сопротивления отдадут землю, отобранную у помещиков? Рабочие тоже не отдадут заводов и фабрик. Вот почему все добровольно вступают в Красную Армию!..

Я, нарочито коверкая слова, с непонимающим видом спросил:

— Большевик сюда… идет?

— Обязательно придут! Но сейчас они нарочно выжидают. Хотят, чтобы Сибирь хорошенько узнала новую власть, какая она есть. С весны они должны двинуться сюда! — убежденно заключил солдат.

Я сокрушенно покачал головой и с глупым видом проговорил:

— Ой, плохо… плохо.

— Почему плохо? — спросил солдат.

— А как же! Большевики убивают! — сказал я.

— Что ты мелешь? Таких, как ты и я, бедняков, они не трогают. Потому что сами бедняки. Они берутся только за богачей. Поэтому богачи и распускают слухи, что большевики, мол, плохие — убийцы. Ты этим басням не верь, — посоветовал солдат.

Не показывая своего удовлетворения, я с сомнением покачал головой и повторил:

— Ох, плохо, если они придут…

В это время у окошка кассы начала выстраиваться очередь…

Я тоже занял очередь. Прижались один к другому и стоим, ждем. Наконец объявили, что поезда не будет. Очередь стала расходиться.

Я снова пробрался подальше в толпу, к мужикам.

Ко мне подошел рыжий мальчуган лет пятнадцати в заячьей шапке, в рваной одежде и обратился ко мне по-татарски. Я ответил ему, и мальчишка доверчиво присел около меня.

Чтобы не обращать на себя внимание, я лежал в углу. Татарчонок попросил у кого-то чайник, принес кипятку. Сбегал за хлебом, за молоком, и мы вместе перекусили.

Наступил вечер. Немного прогулявшись, я вернулся на свое место в углу и лег. Старый солдат и мужики куда-то ушли.

А мальчик-татарин не расставался со мной. Неожиданно в дверях, у входа и выхода, появились вооруженные солдаты. Они выстроились и объявили: «Всем оставаться на местах! Проверка документов!…»

Из строя вышли два молодых солдата, прошли на середину зала.

— Приготовить документы! Начинаем проверку!

Каждый, оставаясь на своем месте, начал доставать документы.

Я тоже, скрывая волнение, достал «документы».

Звеня шпорами, два молодых военных, особенно не задерживаясь, продвигались в нашу сторону. Мельком глянули на наши документы и пошли дальше…

Каждый занялся своими заботами. По-прежнему одни сидят в зале ожидания, другие выходят, третьи просто прохаживаются. Поезда нет, все томятся в ожидании.

На восток, в сторону Сибири, прошло несколько поездов, а в сторону Петропавловска — ни одного, и никто не знает почему.

Ночь прокоротали на вокзале. Рассвело. Пассажиры снова засуетились. Татарчонок опять выпросил у кого-то чайник, сбегал за кипятком, принес молока и хлеба. Мы позавтракали. То приляжем, то встанем. А поезда все нет. Ожидание утомляло. В полдень я вышел из вокзала. На привокзальной площади многолюдно, толпятся, толкают друг друга, словно льдины в пору весеннего половодья. Остерегаясь, что кто-нибудь в толпе может узнать меня, я решил вернуться в помещение вокзала. У входа встретился взглядом с рыжим щупленьким русским парнем в грязной солдатской шинели. Он шел мне навстречу. Я не успел свернуть в сторону.

— А-а, здорово! И ты здесь? — изумился парень, протягивая мне руку.

— Слава богу, здоров, — пролепетал я, проходя мимо.

Зашел внутрь вокзала и постарался смешаться с толпой. Но снова увидел этого щуплого парня. Глядя на меня с наивным детским выражением, он довольно рассмеялся и спросил:

— Ты давно из лагеря?

Я понял, что он знает меня по лагерю. Я спокойно, холодно посмотрел на него.

— Недавно вышел… Ну-ка, выйдем на улицу! — с этими словами я направился к выходу. Парень последовал за мной. В безлюдном месте я остановился, спокойно спросил его:

— Ты тоже был в лагере?

— Конечно, разве не узнаешь? А я тебя узнал с первого взгляда. Ты же был в седьмом бараке, а я в восьмом.

— Тебя когда освободили? — спросил я.

— Пять дней прошло.

— А теперь куда едешь?

— К себе хочу, в Пермскую губернию… Жду поезда. Не меняя выражения лица, я шепотом предупредил:

— Смотри, будь осторожен. У них есть привычка освобожденного снова ловить и возвращать. Здесь, на вокзале, есть люди, которые следят за нами. Ты никому не признавайся, что освободился из лагеря! И ко мне не подходи, понял?

Щупленький парень испугался.

— Ладно, ладно, ни слова!

— А теперь ступай!

После этого разговора мой знакомый больше не подходил ко мне.

У кассы в этот день, когда выстроилась очередь, мимо меня прошли два молодых казаха. Одного из них я видел на квартире, где жил отец Жумабая, когда мы ходили к нему под конвоем.

Долгоногий и краснощекий, он был одет по-купечески, а второго — низкого смуглолицего, я никогда прежде не видел. Они прошли мимо меня раза три. Посмотрели на меня, но, видимо, не узнали, так как мое одеяние было не похоже на прежнее. Некоторое время спустя они снова появились возле меня. Я нарочно несколько присутулился.

— Ты в какую сторону путь держишь? — спросил меня один из них.

— В Петропавловск.

— Купи нам два билета до Петропавловска, не хочется становиться в очередь!

— Ладно, а где вас найти? — спросил я.

— В зале первого класса. Деньги дадим, когда начнут продавать билеты.

— Хорошо.

Полный казах, одетый по-купечески, пристально посмотрел на меня.

— Из каких ты мест, жигит?.

— Здешний, из Омска.

— Из города или из аула?

— Городской…

Казахи вообще любопытны, падки на знакомства.