плохо ночью. Если проснешься, долго не можешь заснуть, только и слышишь тяжелый бред заключенных. Многие стонут во сне. Иные просыпаются в жутком страхе, порываются куда-то бежать, ищут чего-то, что-то бормочут и выкрикивают спросонья, мечутся и дико озираются вокруг. Ночная жизнь в бараке, как черная яма, в которой копошатся и стонут погруженные во мрак и ужас какие-то безликие тени.

В бараке для больных и того хуже. Стоит сплошной стон. Больные мечутся в жару, в предсмертной агонии. Видно, как с каждым мгновением угасает их жизнь. Одни в бреду ужасаются, другие чему-то радуются, невнятно бормочут о самом заветном, раскрывают тайну своей души… Заключенные в роли сиделок помогают обессилевшим напиться, приподняться, ухаживают как могут. У сиделок брови нахмурены, и по их лицам вряд ли может больной надеяться на выздоровление.

Единственная отрада в том, что в бараках не запирают двери.

Потянулись дни. Один похож на другой. Читаем русские и казахские газеты… Радуемся успехам красных. Нам удалось связаться с некоторыми товарищами, находящимися на свободе в Омске. Они, выхлопотав разрешение, начали приходить в лагерь на свидание. Приносили передачи Мукан, Жанайдар и Курмангали.

Однажды возле «столовой», где мы набирали кипяток, я увидел Зикирию Мукеева. Поздоровались, разговорились.

— Как ты здесь оказался? — спросил я. — Давно в лагере?

Зикирия, оказывается, в лагерь попал раньше нас, и его держали в карцере. Еще до нашего прибытия сюда Зикирия задумал бежать. Но часовые чехи поймали его. При допросе он прикинулся дурачком, но тем не менее беглеца запрятали в карцер и выпускали на прогулку очень редко.

Получив возможность видеться с вольными товарищами, мы услышали много новостей. Нас интересовало, что стало с казахами из отрядов красных и где большевики — члены совдепа. О судьбе немногочисленных революционеров-казахов из Петропавловска мы узнали в петропавловском лагере. Исхака Кобекова белые расстреляли в день переворота. Карима Сутюшева мусульманские баи Петропавловска забили до смерти. Гали Есмагамбетова тоже убили. Мукана Есмагамбетова, продержав три месяца в тюрьме, освободили. Остальные успели скрыться. Шаймердена Альжанова и Кольбая, освобожденных из тюрьмы в дни восстания, поймали алаш-ордынцы и передали в руки колчаковцев. Кольбая убили в тюрьме, а через некоторое время был расстрелян и Шаймерден Альжанов.

Как сложились судьбы казахов, вступивших в Омске в отряд Красной гвардии? Многие из них воевали в конном отряде. Командовали казахскими жигитами Мухаметкали Татимов, Шокеев, Жумабай Тольмебаев, Угар (Мукатай) Жанибеков, Зикирия Мукеев.

В начале июня 1918 года чехословаки из Петропавловска по железной дороге двинулись на Омск. В каждом вагоне по тридцать-сорок чехословацких солдат, вооруженных до зубов.

И винтовки, и пулеметы, и пушки, и маузеры, и бомбы, и сабли. Все прекрасно обучены военному делу. Красноармейцев, по тому времени, было довольно много, но все они были плохо обучены военному делу и вооружены чем попало. Мало было винтовок, и особенно плохо обстояло дело с патронами. Отдельные небольшие отряды красных, хотя и видели, что чехи сильны, но всячески мешали их продвижению, устраивали на дороге засады и всюду: в лесу, в степи, на железнодорожных станциях — смело бились с чехословаками.

Враг поливал пулями, как дождем. Красноармейцы из своих засад вынуждены были отвечать лишь редкими выстрелами.

Два дня и две ночи сражались возле Марьяновки. Несколько раз красные отбивали врага и сами переходили в контратаки. В конце концов и патроны кончились, и бойцов осталось совсем мало. Превосходящий вооружением и числом враг победил. Взяв Марьяновку, чехословаки устремились на Омск. На станции Куломзино, непосредственно перед Омском, навстречу им вышли последние отряды красных. Многие рабочие и служащие впервые в жизни взяли в руки оружие, чтобы защитить город. Среди защитников было около двадцати пяти казахов. На станции Куломзино снова произошло кровавое побоище. Снова человеческая кровь лилась, как вода. Не осталось места, где не пролилась бы кровь. Но в конце концов красные вынуждены были отойти, враг захватил Куломзино и вступил в Омск. Из двадцати пяти казахов, сражавшихся в Куломзине, двадцать были убиты в бою, остальные захвачены в плен и зверски казнены — им отрубали головы, кромсали саблями на куски. Из попавших в плен жигитов остались в живых Зикирия Мукеев и Угар (Мукатай) Жанибеков. После боя казахи подобрали убитых. Но их головы были так изуродованы, что трудно, а порой невозможно было опознать трупы. Одного из павших в бою казахов приняли за Мухаметкали Татимова и похоронили с почестями. На родину Мухаметкали написали письмо. В Омск приехал старший брат Мухаметкали, служивший на Иртыше матросом, приехали друзья и устроили поминки по-казахски. Так окончилась, как все думали, жизнь одного из героев, вышедших из среды омских трудящихся казахов и ставших под знамя Советов…

Но потом выяснилось, что судьба Мухаметкали Татимова этим не завершилась. И о ней стоит рассказать подробнее нынешнему поколению.

То, что пережили Мухаметкали Татимов и Абдолла Асылбеков в 1919 году на войне, похоже на сказку. Один действовал на Урале, другой на востоке — почти рядом с Японией. То, что совершил Сабыр Шарипов и что пережил, тоже удивительно. О них я еще напишу отдельно, эти люди заслуживают большой поэмы. Здесь же кратко расскажу о том, как действовал Мухаметкали.

Оказывается, после боя с чехословаками Мухаметкали остался в живых и вместе с жигитом Телимбаевым и сорока товарищами из красного отряда, отступая, добрался до города Ишима, который был занят белыми. Отряд неожиданно напал на беляков, освободил сидящих в тюрьме красноармейцев и большевиков и ушел дальше. С боями отряд продвигался на Екатеринбург. На станции Вагай Жумадиль Телимбаев был ранен, и его отправили в Вятку. В это время Мухаметкали вступил в отряд, который назывался «Омская дикая сотня». В этом отряде Мухаметкали воевал на Северном Урале

Во время празднования Октября он был на Кошувенском заводе. Сюда на празднование приезжали руководители из Москвы. Они собрали разрозненные красные отряды и организовали Первый путиловский кавалерийский полк. Мухаметкали командовал в этом полку взводом пулеметчиков.

Этот полк попал в окружение белых, но прорвал окружение и соединился с Красной Армией возле города Глазова. На этом участке полк воевал всю зиму. Вместе с ним на Северном Урале сражался с белыми так называемый «Полк красных орлов». По-казахски это не очень хорошо звучит, но по-русски — сильно. Об этих полках: о Первом путиловском стальном полке и о Полке красных орлов мы узнали в лагере из колчаковских газет.

В апреле 1919 года на Северный Урал приезжают руководители из центра. Сила Красной Армии увеличивается. Партия бросает клич: «Нас ждут стонущие под вражеским игом Сибирь и седой Урал»… Этот призыв поднимает боевой дух Красной Армии. Белых выбивают из Екатеринбурга. Мухаметкали — командир пулеметного взвода. К нему прибывает выздоровевший Телимбаев, и друзья продолжают биться с беляками всегда в первых рядах. После взятия Ишима и Ялуторовска Мухаметкали заболел тифом, и его отправили в Екатеринбург.

Уже после взятия Омска и бегства Колчака возле Барнаула Жумадиль попал в руки белых, и они зверски убили его.

Таковы были судьбы казахских революционеров из Омска. Угар (Мукатай), попавший в руки белых, бежал, снова был схвачен и снова бежал.

В великой борьбе, в исторических событиях того времени было немало подлинных героев, вышедших из нашего трудового класса. Об их героических делах я расскажу позже. Под знаменем революции через невероятные трудности прошел один из руководителей кокчетавского совдепа Сабыр Шарипов. Самоотверженно боролся за новую власть Досов — один из тех, кто среди учащихся Омска организовал Демократический совет и присоединился к большевикам. Таутан перед падением совдепа скрылся в своем ауле, в Кустанайском уезде, Только Жанайдар Садвокасов остался в Омске…

Услышав о том, что нас пригнали в омский лагерь, приехал из Петропавловска отец Жумабая Нуркина и привез нам много съестного.

Заключенные, потихоньку спросив разрешения у коменданта, выходили из лагеря с конвоирами, ходили по городу, заходили в лавки, к знакомым. Мы тем же путем сумели выбраться в город, побывали у отца Жумабая, повидались с Муханом и Жанайдаром.

Когда мы идем в город, нас сопровождают чехословацкие солдаты. Эти «герои» заметно присмирели, буйство уже прошло и чувствуется: они начинают сознавать, что натворили бед, хватили лишнего. С ними мы заговаривали открыто. Некоторые ругают своих офицеров, говоря, что дескать, все сделали они… Другие обвиняют советскую власть: «Нас не пускали домой, только поэтому мы начали воевать, подняли мятеж». Короче говоря, многие из чехословацких солдат начали относиться к нам сочувственно, называли нас «братьями». Когда сопровождали нас по городу, вели, куда угодно, но предупреждали:

— Брат, сам знай, если сбежишь, то меня расстреляют.

Мы выходили в город, не помышляя о побеге, хотя это можно было сделать. Нас останавливало то, что если мы сбежим, то оставшиеся в лагере товарищи будут расстреляны. Мы строили планы коллективного побега.

Приближалась весна, становилось теплее.

При очередном выходе в город мы с Жумабаем и Катченко раздобыли два документа, удостоверяющие личность. Один достал нам Жанайдар Садвокасов, другой — Курмангали Туяков. Этих документов было мало, и потому я сходил под конвоем к Жанайдару и взял у него штемпель и печать открытого в 1917 году Демократического совета учащейся молодежи, раздобыл клей, острые перочинные ножи, химические карандаши, бумагу, перья, чернила.

В лагере мы осторожно срезали резиновую печать, кое-какие буквы переправили, опять наклеили, и у нас получилась печать педагогического совета. Но мы все тонкости не смогли предусмотреть, и если бы кто-нибудь догадался прочесть полностью оттиск нашей печати, то там значилось по-русски: «Педагогический совет учащихся».

Документ, который мне раздобыл Жанайдар на имя Дуйсембия Асиева, соответствовал моему возрасту. Вот этот документ:

                                                Свидетельство

Педагогический совет          Действительно выдано учаще-

казахских учителей              муся Омской педагогической

1919 г., 25 марта                  школы для взрослых Дуйсем-

№ 112 (место печати)           бию Асиеву, казаху из Слетин-

                                           ской волости Омского уезда

                                           26 лет. Асиев находится на

                                           летних каникулах.

                                           Свидетельство подтверждаем,

                                           ставим печать и подпись.

                                           Зам. пред. педсовета (подпись)

                                           Секретарь (подпись)

На всякий случай я запасся и удостоверением от имени алаш-ордынского уездного комитета, подписанным председателем комитета Садвокасом Жантасовым.

Мы хорошо знали о существовании указа: «Бежавших заключенных при поимке расстреливать без суда и следствия». Но несмотря на это все здоровые решили бежать.

Жумабай намеревался бежать с отцом в аул. Остальные пойдут каждый своим путем, кому как удастся.

После того как потеплело и начал таять снег, накопившийся за зиму и слежавшийся между бараками, его начали вывозить за город пленные австрийцы. Мы договорились с ними насчет побега.

Вывозили снег обычно австрийцы, попавшие в плен в империалистическую войну. Насчет побега мы договорились с этими возчиками.

В тот день встали рано. Сердце бьется тревожно, волнуется. С утра подмораживает. День сероватый. Оделись, умылись, напились чаю. Вскоре поднялись все заключенные и опять начали сновать между бараками и возиться, как муравьи. Мы беспрестанно выходим на улицу, высматриваем сани.

Наконец прибыли австрийцы.

Первым мы решили отправить Жумабая. Решительный момент приближался. План уже давно готов, обо всем переговорено. Мы молча поглядываем друг на друга… В глазах у каждого решимость идти на риск.

Между двух бараков, окружив сани, сгрудились заключенные с лопатами в руках. Чтобы часовые не заметили ничего подозрительного, все они делали вид, будто нагружают сани