Приветственные речи произнесли Борис Горбатов, Владимир Ермилов, Самуил Маршак, Иван Соколов- Микитов… От МХАТа выступил Пётр Марков — вот он-то действительно Леонова любил и от приязни своей не отказывался и в самые тяжелые годы. Были представители от Малого театра и Московского театра драмы. Артисты прочли со сцены несколько фрагментов из прозы Леонова… В общем, всё как полагается.
Сохранилось фото с того вечера: Леонов в изящном пиджаке, серьезный, красивый, без единого седого волоса; на столе пред ним — букет сирени. Рядом за столиком Александр Чаковский, Лев Соболев, Александр Жаров, Константин Федин….
Осенью Леонову присвоят звание «Заслуженный деятель искусств РФСР». «Избранное», правда, и в 1949 году выйдет в маловарьируемом прежнем составе.
Здесь иной читатель, памятуя о судьбе Зощенко или Платонова, может вспомнить поговорку, что, мол, у кого щи пустые, а у кого жемчуг мелкий, и отчасти замечание покажется верным. По крайней мере, если брать в расчет именно 1949 год, потому что в предыдущие годы Леонова прорабатывали не многим меньше, чем обоих вышеназванных.
Но мы о другом хотели сказать. После войны появилось уже новое поколение читателей, для которых Леонов как общественный деятель становится известен все более и более, однако образ его как литератора постепенно оказывается существенно усеченным. В прокрустово ложе соцреализма не помещается подавляющая часть написанного им — и все это остается за пределами читательского внимания. Так вместо разнообразного, свободного, страшного, упрямого, себе на уме Леонова появлялся Леонов монументальный, орденоносный, однозначный.
Начало нового романа
Как всякий леоновский роман «Русский лес» начинался с нескольких мимолетных, но слепительных (леоновское слово), как фотографическая вспышка, впечатлений.
Мысль написать книгу о лесе пришла еще в 1926 году, но тогда иные вещи были на повестке дня.
Однако возникший замысел постепенно дополнялся то одним впечатлением, то другим.
Летом 1932-го шел Леонов по улице и увидел девушку, будто бы слегка летевшую по-над землею. Олицетворение счастья и чистоты — вот так она выглядела. Тут и зародился образ Поли Вихровой с ее светлым, наивным взглядом, с ее улыбкой, обращенной к миру.
Но до романа опять дело не дошло: если в первой половине 1930-х Леонов был заворожен социальным экспериментом, происходящим в стране, то вторая половина тридцатых одарить долгим дыханием роман никак не могла — воздуха не хватало.
А следом война…
Потом был неуспех с постановкой «Золотой кареты», снова выбивший Леонова из колеи и заставивший писателя взять новую паузу.
И здесь, наконец, сложатся такие обстоятельства, что буквально подвигнут писателя к созданию новой книги.
Стоит вспомнить, что все, начиная с «Соти», свои романы и все, начиная с «Половчанских садов», пьесы Леонов делал буквально с натуры: большое строительство, репрессии, война…
Другой вопрос, что всякий раз, когда Леонов пытался взять действительность голыми руками, — ему приходилось долго после этого лечить ожоги.
И выбор всегда был простой — либо публиковать текст, либо спрятать его, как повесть
В случае с «Русским лесом» Леонов снова пытается идти «на вы», с открытым лицом… Однако делать это всё сложнее, и ему придется искать компромиссы, о которых мы еще вспомним.
Но он прислушивается к жизни — и, не в силах смолчать, начинает реагировать на нее.
Сначала, в 1947-м, в Моссовете, где Леонов приступил к депутатским обязанностям, созрел план озеленения столицы.
Одновременно появилось Постановление Правительства РФ об учреждении Общества друзей озеленения.
Только что вышедшая из ужасной войны Советская Россия почти немедля взялась за свой внешний облик.
Леонову все эти — признаем — благие деяния власти были безусловно по душе.
28 декабря 1947 года в газете «Известия» публикуется его статья «В защиту Друга»: о глобальных проблемах лесопользования, об исчезновении посадок в Москве, о варварском отношении к «зеленому другу» по всей стране.
Несмотря на то что власть вопросом охраны природы уже отчасти обеспокоилась, голоса, подобные леоновскому, были внове. Публикация его статьи произвела натуральный фурор. В редакцию пришли десятки писем, отклики на материал публиковались не только в «Известиях», но и в других газетах. В 1948 году вышел специальный сборник «В защиту Друга», изданный Всероссийским обществом содействия строительству и охране зеленых насаждений. Под непосредственным влиянием леоновского призыва в Грузии образовалось общество «Друг леса», а затем подобные организации появились и в Центральной России.
Но самое главное, что леоновский голос легализовал больную тему в среде самих лесников.
Евгений Лопухов, в разные годы занимавший крупные должности по лесохозяйственной части вплоть до замминистра лесной промышленности СССР, вспоминал обсуждение назревших проблем в коллегии Главснаблеса, произошедшее уже через несколько дней после публикации в «Известиях». Последняя фраза в леоновской статье была такой: «Кто просит слова, товарищи?». Статью прочли вслух, и люди отреагировали на финал статьи буквально: все подняли руки. У всех уже было что сказать.
Получив огромное количество откликов, Леонов понял, какую серьезную тему он затронул: одними публицистическими выпадами тут уже было не обойтись.
Понемногу образовался новый круг леоновского общения: профессор Московского лесотехнического института Н.П.Анучин, профессор Тимирязевский сельскохозяйственной академии Г.Р.Эйтинген, профессор, автор многих книг по лесоведению М.Е.Ткаченко, множество разного калибра деятелей лесного хозяйства — от серьезного начальства до рядовых лесников.
С присущей ему въедливостью Леонов приступил к изучению лесной науки: начиная с первых упоминаний о лесе древнейших времен и до последних теорий ботанического ресурсоведения. Писателю несли папки с министерской статистикой, все доступные книги на тему леса, подборки «Лесного журнала» за сто лет (свыше тысячи книг!) — и все это он самым внимательным образом прочел. Одновременно не забывая следить, как обстоят дела с лесопользованием в текущее время.
В 1949 году был запущен в ход Сталинский план преобразования природы, предусматривавший в числе прочего широкомасштабные посадки леса. Дело изначально разумное начали исполнять чрезмерно ретиво, без должной научной подготовки, без необходимых консультаций у настоящих «лесных» специалистов. В итоге уже к концу года стало ясно, что план посадок не выполняется и на четверть от задуманного. Идея откровенно проваливалась.
При том, что общее отношение к лесу было по-прежнему чудовищным. В том же 1949-м Сталинскую премию СССР I степени получил Василий Ажаев с романом «Далеко от Москвы», где бульдозерист, прущий по «зеленому другу» восклицает: «Так ее, тайгу! Врешь, поддашься! Не устоишь… Круши ее!» Любопытный факт: отрывок этот под характерным заголовком «Наступление на тайгу» был повторен в нескольких изданиях учебника «Родное слово» для 4-го класса начальной школы.
Как тут было смолчать…
«Начали ездить по лесам, — вспоминал Евгений Лопухов. — Визиты в лес стали все чаще и чаще. И по разным географическим параллелям: Шипов лес, Хреновский бор, Алексеевская роща, Тульские засеки,
