доктор, — накрепко связанный с психикой Уинифрид Эшли через рой пчел, которыми она управляет. Если ее сместить, то рой распадется и Голем лишится пристанища.

— Это моя работа, — решительно произнесла Грет­хен. — Я вхожа в улей. Мне придется изыскать способ, как лишить трона Ее Величество.

— Подрывная деятельность изнутри? — улыбнул­ся Индъдни. — Извинительное предательство в данном неслыханном положении. Я все же предлагаю подо­ждать с планированием до завтра. Сейчас не время для серьезного обсуждения. Мы все очень устали и нужда­емся в отдыхе.

— Он прав, —¦ зевнул Шима. — Я выпадаю. Пошли, госпожа Лигра. Отправимся в постель, и никаких ба- ловств.

— Нигра, господин Япошка, неужели не запом­нить? — Гретхен направилась к дверям, Шима за ней. — А насчет баловства поглядим, когда придем домой. На террасе еще полно земли. Доброй ночи и Опс благосло­ви, субадар.

Индъдни не откликнулся и не встал, чтобы прово­дить их. Он сидел и смотрел вслед Нигре и Япошке, а лицо его исказилось от ужаса, вызванного внезапным озарением.

— Это подлинная средневековая месса, Реджина, которую положили в основу гимна, — сказала Гретхен. — Я послала ее тебе, чтобы она вписалась в твой прекрас­ный коммунистический интерьер. Естественно, я игра­ла в переложении для фортепьяно.

Глаза Реджины наполнились слезами.

— Это самый милый, самый душевный подарок, ка­кой мне когда-либо дарили. У меня нет слов, ЧК. Ника­ких. Опс благослови, дорогая, и тысяча благодарностей.

— Ну, я знала, что валик для пианолы вам не до­стался, — улыбнулась Гретхен, сидя за пианино. — Вот

—

я и откопала ноты. Я не могла не сделать зтого для вас, Реджина.

— А как она прекрасно сыграла! Верно, дамы?

— Вложила всю душу, — зааплодировала Ильде- фонса. — Все сердце, серп и молот.

— НУ ДА! Насмехайся над ЧК, если угодно, Нелл, — выступила Сара Душерыжка, —- но ПРОЛЕТАРИИ вдохновлялись СВЯТЫМ ГИМНОМ на смептный бой, чтобы победилаДЕМОКРАТИЯв искусстве, науке, чтииы вырвать свободу из жадных лап своих ТИРАНОВ — капиталистов и империалистов.

Вслед за этой вспышкой воцарилось ошеломленное молчание, которое нарушила Гретхен:

— Я и не знала, что вы — в партии.

— Да нет же, — сказала Ильдефонса. — Просто она играла «Мятежную Девчонку, Сокровище Души» — та заставляла всех эксплуататоров рабочего люда трястись от страха. Я попала на представление. Это был ее боль­шой монолог под занавес в первом акте. Тьфу!

— Нет-нет, Нелли, — мягко укорила ее Реджи­на. — Не надо дразнить Сару тем спектаклем. Нельзя же считать актера ответственным за выспренние речи в старых романтических пьесах. Сара действительно вошла в образ Мятежной Девчонки, но она не виновата в тех глупостях, которые автор заставил ее произно­сить.

— А кто это написал?

— Драматург Старой Волны — некий Сезуань Фин- кель. — Сара задумалась. — А знаете, может быть, они и в самом деле так говорили тогда, во времена Красного Знамени.

— А это когда было?

— Ужас как давно. Не знаю точно. Мне кажется, что тогда святой Иосиф Сталин изгнал тиранов из хра­ ма... или они его.

— Но что такое тиран?

— А такой вот... с острыми клыками.

— Неважно, Мери. Это уже седая древность. ЧК, милая, сыграй еще раз, а мы тебе подпоем. Мы репети­ровали на разных языках, в надежде, что я заполучу тот валик для пианолы. Мы собирались поиграть в подполь­ный большевистский Интернационал. Теперь, благода-

ря тебе, душечка, это в наших силах. Организуемся, организуемся! Пи-девка! Посмотри, чтобы водка была со льдом!

— Только мороженая вода для ванны, хозяйка Уинифрид.

— Ну и хорошо, девочка. Лед ведь не кладется В РЮМКИ — замораживать надо саму бутылку. А теперь, ЧК...

— Еще разок, и проявите солидарность, товарищи, — захохотала Ильдефонса.

— Ну не шути, Нелли. Наш лозунг «Да здравствует Рот Фронт!», и мы должны вложить всю душу. Мы иск­ренне должны верить в грядущую революцию.

Реджина запела под аккомпанемент Гретхен:

Вставай, проклятьем заклейменный, Весь мир голодных и рабов!..

Реджина изящным поклоном поблагодарила за ова­цию.

— Благодарю вас, товарищи, благодарю. Солидар­ность во веки веков, и, Пи-девка, где наша водка? А теперь наш товарищ Мери Наобум, знаток французско­го, ударит в колокол, отбивая смертный час правящим деспотам. Прошу, Мери!

Царица освободила место у пианино для Мери.

Гретхен показала ей ноты, как будто что-то объяс­няя.

— Будешь петь — старайся как следует! — шепну­ла она. — Реджина не принимает тебя всерьез. Нелли Гвин вечно насмехается. Не будь рабыней, сбрось цепи!

Мери дико воззрилась на нее, потом отвернулась и запела:

Debout, les damnes de la terre, Debout les forcats de la faim!..

Под рукоплескания Гретхен продолжала нашепты­вать:

— Восстань! Восстань! Это ТЫ должна быть ВСЕМ!

— А теперь, — объявила Реджина, — поприветст­вуем нашу Енту Каленту. Евреи по всему миру всегда

были на передовых позициях борьбы за свободу и осво­бождение этнических меньшинств.

— Но я не могу без моей рабби, — сказала Ента, сменив Мери у пианино.

— Что ты водишься с Реджиной и этими гойками? — зашептала Гретхен. — Все они просто дрек! Мери ни одну сделку не может довести до конца. У Нелли нет никакого уважения к деньгам, а Реджина слишком бо­ гата, чтобы о них думать. Будешь петь об освобожде­нии — думай о себе!

Ента покосилась на Гретхен, вздернула подбородок и запела:

Sheit oil ir ale wer not shklafen, Was hungher leiden musin noit...

— Свобода! Свобода! — шептала Гретхен. — Вос­стань! Восстань вместе со своей рабби!

— А теперь наша « Мятежная Девчонка, Сокрови­ще Души» порадует нас таким исполнением «Интер­ национала», которое звучит в финале одноименной пьесы.

— Но только не на УНЫЛОМ английском, НЕТ, го­ворю я! На единственно V!E!R!0!! BELLEZZA ARTI!! А что понимает Реджина в красоте искусства? Она всего лишь богатая реакционерка. И что все они понимают? Ента думает только о деньгах. Мери слишком глупа. Нелл неискренняя.

Compagni avanti! II gran partito Noisiam dei lavoratore...

— Вперед, Сара! Вперед! Брось эту компанию по­верхностных нетворческих натур. Они недостойны тебя.

— Барышня Гули выбрала язык, на котором писали Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Они были крестными отцами славного Боьшевистского Богоявления, а она, возможно, будет крестной матерью.

— Реджина всегда унижает тебя, — шипела Грет­хен. — Она богатая и вульгарная. Они все грубые и