— Вы его уже получили.

— Так что остынь, малыш, — ласково сказала Грет­хен. — Ты сидишь на самом дне своей бочки из-под рассола. Ниже упасть уже нельзя. Пора тебе начинать карабкаться кверху, прямо сейчас.

— Какая-то сбитая метафора, но весьма подходя­щая, — усмехнулся Индъдни. — Худшее позади, и сре­ди нас нет места чувству вины или стыда. Не следует допускать, чтобы безумие преисподней подсознания прорывалось в нашу цивилизованную жизнь. Оставим это гадкое место и удалимся в более благоприятную обстановку... ко мне домой. Я уверен, что там вы суме­ете вернуть силы и прийти в себя. А нам следует выслу­шать сообщение мадам о ее путешествии в Фазма-мир — по свежим следам.

Когда они покидали обитую мягким камеру, Грет­хен молча, одними губами сказала Индъдни:

— Вы. Очень. Очень. Хороший. Человек.

Глава 17

Некоторые изысканные мелочи в квартире Индъ­дни могли быть оценены по достоинству лишь избран­ ными. Свет давали прозрачные лампочки накаливания: «За огромную взятку я раскрою, кто этот новый Томас Альва Эдисон, который делает их для меня». Метровый глобус был таким древним, что на нем были отмечены белые пятна с надписью «Terra Incognita». На 47° север­ной широты прилипла дохлая зеленая муха — только пристальный осмотр позволял установить, что трупик сделан из нефрита, агата и золотой филиграни. «Шан­таж с применением пыток — и я раскрою тайну совре­менного Фаберже, который сотворил для меня это. А теперь, если вы отошли немного и с удобством располо­жились, начнем».

— Скажите сперва, сколько времени я отсутство­вала? — осведомилась Гретхен.

— Двадцать минут, — отозвался Шима. — Я дал тебе только четверть от того количества прометия, ко­ торое мы приняли в первый раз. Это жуткое средство. С ним шутки плохи.

— Знаешь, Блэз, ты не перестарался ни на йоту, уменьшая дозу. Моим дремучим первобытным чувст­ вам Фазма-мир подсунул зыбкие образы Роршаха. Мут­ные чернильные (id-ильные?) пятна. Я все еще не могу и наполовину с ними разобраться. Сначала я попала в черноту...

— А это, доктор, было, когда мадам не могла считывать ваши ощущения.

— Угу.

— Госпожа Нунн, по ходу ваших вос­поминаний, не могли бы вы делать для нас наброски? Вот блокнот и карандаш.

— Я не художник, но постараюсь, суб­адар.

— Весьма благодарен. Очень будет по­лезно при обсуждении смысла.

— Потом в глухой черноте начали вы- сверкивать звезды, линии, завихрения и ка­кая-то чушь. Нарисовать? Очень сложная картинка...

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

—

— ...и я вернулась обратно в камеру.

Гретхен с трудом перевела дыхание: почти полчаса она без передышки выпаливала свой отчет, сопровож­дая его набросками. Оба ее собеседника были так увле­чены, что не обращали на нее никакого внимания. Не­смотря на пережитые мучительные потрясения, Грет­хен было впору рассмеяться: Шима не мог оторваться от нефритовой мухи, сдохшей на 47-й параллели, а Индъ­дни с жадным любопытством знатока Ид-клякс разгля­дывал ее наброски.

Наконец Гретхен не выдержала.

— Ну?

— Этот взрыв в бесконечность, — вопросил Шима творение Фаберже, — как насчет взрыва?..