какой- то хулиган. Вы спокойно говорите: «Отвали, мудак». Повторяю. Спокойно говорите: «Отвали, мудак». При­готовьтесь: три, два, один...».

Зазвучал зуммер. Она произнесла свою реплику, гадая, кем же она была по сценарию, кто к ней приставал (а вдруг этот-как-его Джон Уилкс?) и о чем вообще «Ко­нечный счет — двадцать». Но в том-то и состояла захва­тывающая суть игры в театертоне. И еще в радости от-

крытия, когда на готовой ленте наконец-то увидишь, какие кадры озвучены твоим голосом.

Ей подсказали следующую реплику (произносить уверенно): «Не беспокойся. Я сама о себе позабочусь». Потом еще (с подъемом): «Представление ДОЛЖНО продолжаться!» Потом (испуганно): «Но почему ты на меня так смотришь? ». Потом протяжный вопль, оканчи­вающийся словами: «Какая ты скотина! ЧУДОВИЩЕ!» Затем следовал стон. Затем, гораздо позже (надломлен­ный шепот): «Это был ужас. Я не хочу говорить об этом».

Из толпы к ней направился Джон Уилкс Как-его- там. Он ничего не говорил, но выразительное лицо — лицо актера — ясно показало, что его притянула музыка ее голоса и безупречность игры. Он улыбнулся и поло­жил руку ей на плечо. Она поняла, что он сказал ей. С ответной улыбкой, вся во власти его магнетического обаяния, она накрыла его руку своей.

А потом, все так же молча, так же улыбаясь, он сорвал с нее всю одежду. Она пыталась сопротивляться, кричать, воззвать о помощи к оцепеневшей в ужасе тол­пе, но он взял ее прямо там, очень драматично, очень

основательно, прямо на полу театертона.

* * *

Она совершила больше, чем преступление, — она поступила как последняя идиотка. Эта хорошо воспи­ танная девственница из прекрасной семьи, которую бдительные охранники легко пропустили в Пассаж, по­ пыталась украсть изысканную янтарную подвеску- слезку, которую легко могла бы купить. В шелковистой глубине янтаря была заточена крошечная радужная стрекоза. Девушка за всю свою жизнь ничего не украла, и ее заворожило ощущение сладостной теплоты в паху. Она за всю свою жизнь ничего не украла, отсюда, разу­меется, и отсутствие ловкости.

Сигнализация сработала немедленно, и девушка утратила всякую способность соображать. Она даже не попыталась выкрутиться, отболтаться, заявить, что про­изошла дурацкая ошибка. Ничего. Она бросилась нау­тек. Охранники Пассажа и не пытались ее задержать.

Они передали по связи сигнал тревоги и описание во­ровки. Ее не выпустят с бульвара. Ей всю жизнь не уда­стся развязаться с уголовным судом.

Дальше она поступила подобно любой хорошо вос­питанной девице в состоянии паники: укрылась в церк­ви Св. Иуды, покровителя в случае Безвыходной Ситу­ации. Там никого не было, кроме высокого, в черном облачении священника подле алтаря. Это мог быть и сам святой Иуда. Он обернулся, услышав, как она несется по проходу центрального нефа — ей представлялось, что за ней по пятам топочет сотня вооруженных охран­ников. Девушка рухнула перед священником на колени, взывая о защите и убежище. Иуда осенил ее крестным знамением, распростер над ней полу своей рясы и на­крыл ее с головой. Неожиданно она обнаружила, что ее лица касается его чудовищная нагота, и снова ощутила в паху горячий прилив.

* * *

Аристократия Гили могла сказать в пользу КПССБ только одно: Корпорация преобразила заброшенное ди­тя Нью-Йорка — Стэйтен-Айленд[41]. Безусловно, это бы­ло очередным мошенничеством в погоне за новыми прибылями: Корпорации потребовалось получать энер- го- концентраты от солнечной станции с минимальными таможенными пошлинами; все же потребители по­ лучили ощутимые выгоды. Одной такой новинкой был ресторан «Франко-Порт», славившийся кулинарными изысками.

Взять, к примеру, жесткого светляка с Венеры, фор­мой и размерами с угря. При земных температурах его свечение усиливается, и когда подают суфле из него под бордосским соусом, да еще спрыснутое винцом Пуйи, то блюдо испускает морозное сияние и неоновый аромат. На вкус Anguille Venerienne[42] напоминает си-

бирское мороженое молоко. Или вот марсианская пле­сень, которую необходимо соскребать возле самой гра­ницы изморози (интересно, кем был тот благословен­ный придурок, который первым осмелился это попро­бовать?). Terfez Martial[43] подается так же, как черная икра, и пользуется таким спросом, что черноморские севрюги заявили протест, а ССКуР (бывший СССР) рас­пускает гадости о Стэйтен-Айленде.

А знаете ли вы, что камни могут служить экзотиче­ской приправой? Представьте себе. Взять один фунт астероида Видманштеттена, размолоть до размера дробленого перца и посыпать этим свежую жареную кукурузу. (Упаси вас Бог от масла, соли, перца и вс. пр.) Вступая в связь с сахаром самой кукурузы, эта приправа создает необыкновенное вкусовое ощущение, природу которого все еще не могут разгадать химики-органики. Занятно, что от смеси с обычным сахарным песком ни­чего не происходит, что радует фермеров Канзаса. Куба тоже распускает гадости о Стэйтен-Айленде.

Ресторан «Франко-Порт» громаден, а кухня, где го­товят всю эту экзотику, больше, разумеется, чем у обычных ресторанов, но есть в ресторане небольшой закрытый зал для особо утонченных гурманов, попасть куда сложнее, чем в кладовые Британского Банка. Сюда и привела Мадам своих гостей. Ее неприятно поразило, что их встретил не тот официант, что всегда, а новый и незнакомый тип. Она не опустилась до разговора с ним, а вызвала метрдотеля.

— Где мой Исаак?

— Мне очень жаль, Мадам, но Исаак обслуживает другие столики сегодня.

— Я привыкла к Исааку! Без него ужин — это всего лишь прием пищи.

— Он неделю работает в главном зале, Мадам.

— Его бросили толпе? Но почему? Он опозорился и заслужил наказание?

— Нет, Мадам. Он проиграл пари.

— Проиграл? Пари? Объяснитесь, сударь!

— Очень неохотно, Мадам. Официанты в кухне иг­рали в «двадцать одно»...

— На деньги?

— Oui, Мадам. Исаак полностью проигрался — вот этому новичку. Тогда он поставил на кон вас.

— Меня?

— Oui, Мадам. На одну неделю. И снова проиграл. Поэтому Исаак в большом зале, а вас заполучил новый официант.

— Возмутительно!

— Но это комплимент, Мадам.

— Комплимент? Каким образом?

— Всем известна ваша благородная щедрость.

— Она не будет известна этому новому субъекту.

— Безусловно, Мадам, как вам будет угодно. Вы, однако, убедитесь, что он услужлив и почтителен без меры. А теперь, могу ли я piquer[44] вкус Мадам с tour de force[45] только сегодня сотворенным нашим выдающим­ся шеф-поваром?

— Что это?

— Queue de Kangourou aux Olives Noires.

— Как?

— Тушеный хвост кенгуру с маслинами. Оливко­вое масло. Коньяк. Белое вино. Бульон. Приправы: лав­ ровый лист, тмин, петрушка, апельсиновая корка, оби­лие тертого чеснока и черных маслин без косточек. Об­ливается коньяком и поджигается — чтобы выжечь из­быток жира и усилить аромат кушанья. Великолепнее блюдо, удивительное в своем роде.

— Боже мой! Нам необходимо это попробовать!

— Вы не пожалеете, Мадам, и вам это подадут пер­вой. Если вы одобрите и оцените кушанье, оно будет почтено вашим именем.

Метрдотель поклонился, обернулся к двери и щел­кнул пальцами. Возник услужливый и почтительный без меры. Мадам подумала, что вид у него отменно изящный и утонченный.