может по­пасть подонок из Гили и — подивитесь-ка — окажется толкачом Рт.

* * *

Население Старого Нью-Йорка насчитывало девять с половинои миллионов к концу XXI века. В конце XXII века Нью-Йорк стал районом Гиль в Коридоре и кишел несчетным количеством населения — цифры давались только приблизительные. Догадки статистиков плавали между десятью и двадцатью миллионами.

Каждая песчинка из этих миллионов лелеяла мысль, что он или она — единственные и неповтори­мые. В компьютерном центре субадара Индъдни пред­ставления были более реалистичными: по опыту по­лиции среди этих миллионов попадались сотни тысяч двойников — от простого сходства до полного совпаде­ния по всем основным параметрам.

Начальник центра был циником.

— Сделайте компьютерное описание любого козла из Гили, и машина не отличит его на дискете от сотни других таких же — по меньшей мере, от сотни!

— О, — мягко возражал Индъдни, — возможно, что в целом это так и будет, но наша задача — выявить

маленькие единичные особенности, которые отличают каждый экземпляр от всех копий.

Его бесили и терзали семь неслыханных и жутких надругательств, сотворенных полиморфным Големом- 100 с семью двойниками.

* * *

Откуда взялся новый ремонтник, кто его нанимал — не было известно никому. Комплекс Уолл-стрит был настолько поражен неразберихой в администрации, что рассказывали о ловкачах, которые умудрялись выписывать и получать зарплату, хотя ни на какой должности они никем не были утверждены. Расчет­ному отделу требовались месяцы, чтобы добраться до таких умников, пользуясь обычными бюрократически­ми каналами.

Он был в состоянии вылечить интеллектуальные банки Большого Совета от всех и всяческих поражав­ ших их недугов (если, например, компьютеры выпадают из реального времени, то за считанные мгновения мож­но потерять целые состояния). Нет, он был не гением- электронщиком, а простым монтажником, который до­бивался успеха с помощью прямо-таки запредельной интуиции, психического сродства, позволявшего вхо­дить во все припадки и придури, которые накатывали на темпераментный электронный мозговой центр, правив­ший рынком. Некоторые странности были и у него са­мого.

К примеру: никто не подавал ни заявки, ни жалобы (по надлежащим каналам), а он уже тут как тут, со своим затейливым ящиком для инструментов в руках. Окру­жающие сразу соображали, что надвигается гроза: у компьютеров от разрядов молний начинались приступы судорог.

К примеру: если отметить меловой чертой его обыч­ный маршрут, то оказалось бы, что он точно повторяет схему прокладки под полом Биржи силового кабеля в 440 вольт. Его как магнитом притягивали поля высокого напряжения.

К примеру: он непроизвольно генерировал собст­венное удивительное поле. У любого человека, нахо­ дившегося с ним в физическом контакте, учетверялся I.Q. — коэффициент интеллекта, умственный потенци­ал — на все время, пока сохранялся контакт. Он как чумой заражал временной гениальностью. Юмор за­ключался в том, что у него самого к этой инфекции был иммунитет — всегда и везде он оставался самим собой: симпатичным, вдумчивым, медленно соображающим ремонтником.

Соседка по комнате рассказала ей об этом новояв­ленном чудике. Она понимала: да, я дурочка, но по­ скольку никого это не волновало, то и она сама относи­лась к этому спокойно. Но ей очень хотелось один, толь­ко один разочек понять, что испытывает обладатель та­кого гигантского интеллекта, который позволяет усва­ивать целые дискеты с записями, одну за другой, запо­минать усвоенное и обсуждать его с другими людьми.

Она завела привычку заходить за своей соседкой, чтобы вместе позавтракать в закусочной на Бирже; и в тот день, когда с запада надвигались свинцовые тучи, а половина обитателей Гили бросилась выставлять на крыши водяные баки, он уже нарисовался на Бирже. Все наружные панели особо нервической ай-би-эмки были удалены, и он наполовину погрузился в ее нутро, огла­живая и успокаивая машину к началу грозы.

Она постучала пальцем по его согнутой спине, ожи­дая неизвестно чего: то ли он вопьется в нее чарующим взглядом вампира, то ли заворожит наложением цели­тельных рук... Над Гилью сверкнула молния, и разряд отозвался эхом у нее внутри; в ее голове зарокотал не­бывалый раскат грома. Она услыхала собственный го­лос:

— Vengon' coprendo l'aer di пего amanto е Lampi, е tuoni ad annuntiarla eletti[36]...

Она испугалась. Какой-то чужак вторгся в ее созна­ние. Она еще не отняла палец от его спины.

Вдруг:

— Sumer is icumen in, lhude sing cuccu! Groweth sed, and bloweth med, and springeth the wude nu — Sing cuccu![37]

И еще:

— Только после того, как художники полностью исчерпали возможности стиля укие-э[38], японские граве­ры стали пробовать свои силы в изображении природы.

И еще:

— In einer Zeit des Professionalismus und des brillianten Orchesterspiele hat die...[39]

Он вылез из развороченного компьютера, улыба­ясь. Его опутывали влюбленно льнувшие к нему прово­да, отчего он походил на скульптурную группу с Лаоко- оном — только из одного человека. Вот опять: «ЛАОКО- ОН (др. греч. миф.) — жрец храма Аполлона в Трое, который предостерегал против Троянского коня. Вме­сте с двумя сыновьями был задушен змеями, которых наслала на него Афина...»

Он снова ухмыльнулся и втянул ее за собой внутрь машины, наслаждаясь корчами и воплями, когда он и ток в 220 вольт пронзили ее тело. «Вольт. Единица изме­рения напряжения электрического тока, обозначается Уили...»

* * *

Она заметила его, когда он следом за ней входил в театертон на представление «Конечный счет — двад­цать». Он так выделялся! «Господи, — подумала она, — да он бы мог сыграть Джона Как-его-там, который за­стрелил в старину этого президента, Эйба Как-его-там[40]. Интересный. Похож на актера...»

Ей дали игровую бусину, и она засунула ее в ухо. Исполнялась Увертюра. Ей не нравилась одна музыка, без освещения, и она хотела отключить бусину, но по­боялась, что ее могут скоро вызвать на сцену, и продол­жала молча страдать. Она огляделась в поисках пора­зившего ее Джона Уилкса Как-его, но тот исчез в толпе. «Сегодня зал битком, — размышляла она. — Спектакль должен получиться отменно — будет просто не до­ждаться просмотра готовой записи».

Кончилась первая Увертюра, голос в бусине объя­вил: «Вторая Увертюра. Прошу первый выход занять места. Прошу первый выход занять места».

Эта традиционная фраза старого английского теат­ра ничего сейчас не значила. Не было ни первых выхо­дов, ни мест, по одной простой причине: никто в зале не знал, когда его выход; а мест, разумеется, не было, так как не было сцены — был лишь огромный зал со звуко­изоляцией, в котором столпились участники будущего представления, молча ожидавшие подсказки компью­тера, когда им вступать. Спектакль «Конечный счет ¦— двадцать» уже начался, но в зале все еще продолжалось кружение, как в неспешном менуэте: кивки, улыбки и шепотом произнесенные приветствия друзьям.

Она знала, что диалоги из сценария читают испол­нители, разбросанные по всей толпе зрителей- актеров. Нередко любовный дуэт разыгрывался аудактерами, которых на деле разделяли десятки метров и сотни лю­дей. Как-то по всему залу аудактеры подняли крик, но ее электронный суфлер не подал ей реплики — она не была в этой сцене. Звуковые эффекты и музыка синх­ронно с изображением подавались на запись.

Она услыхала в бусине компьютерный голос: «Под­готовьтесь, скоро ваша реплика. К вам пристает