благородное. Сунул он за обшлаг мундира четыре колоды карт и долго выражал свое неудовольствие таким назначением. «Ну, до мунстра-то охотники сыщутся… Вот и барон Густав Бирен, тля, выпавшая из польского панциря! Его можно в майоры. А кого же – в подполковники измайловские?..»

– Господа, – спросил Левенвольде, – кто знает достойного?

– Гампф! Гампф! Гампф! – пролаяли дружно.

– Но я майора Гампфа плохо знаю, – сказал Левенвольде. – А вот шотландца Хакоба Кейта король прусский хваливает. Кейт тридцати шести лет и подвижен. Команды выговаривает чисто…

Кейта и назначили (в подполковники). После чего регимент был выведен за Яузу – в лагерный компанент. Перед мунстром решено было осмотреться. Выпустили первый приказ по полку: «На квартирах стоять тихо, обывателям обид не чинить, от огня иметь шибкое опасение…»

– Когда солдат ногу тянет гуськом на шаге, – опечалился Густав Бирен, – то не получается линии отменно ровной и четкой… Нас засмеют в образованных странах, если мы этой линии от солдат не добьемся!

– Но стоят-то они хорошо, – зевнул Левенвольде.

Кейт подошел сбоку строя – глянул вдоль линии.

– Вот тут, – показал себе на грудь. – Тут что-то еще не в порядке. Они не научились еще дышать…

В журнале полка появилась первая запись – вот она:

«Понеделок. – Имелась солдатская эксеръциция Леибъгвардии Измайловского полку при присудствии Ея Императорьскаго Величества йптом трактованы штап иобер афицеры вхоромах, аундер афицеры и солдаты налугу…»

Густав Левенвольде перебрал карты в гибких пальцах.

– Время спонтировать, – сказал. – Я пойду, молодчага Кейт, а вы мунструйте их, пожалуйста, по образцу прусскому…

Сел в карету и укатил. Когда осела пыль на дороге, молодчага Кейт со скрипом натянул узкую перчатку и сказал:

– Молодчага Бирен! Я поеду обедать, а вы… линию в носке выпрямляйте. И вот тут, – Кейт показал себе на грудь, – дыхание у них исправьте, чтобы над нами потом не смеялись…

Больше ни Левенвольде, ни Кейта в полку никогда не бывало.

Майор Густав Бирен, младший брат фаворита царицы, остался в Измайловском компаненте полным хозяином. Первым делом загнал он весь полк в баню, чтобы в кипятке солдаты распарили кости. Ногу каждого заставлял вытягивать, и от носка до колена проверял – ровно ли? Слава богу, «гусек» уже получался!

Но Густав Бирен был добрый малый и свои ноги в кипятке тоже выдержал. Великое искусство фрунта наполнено терниями… На обваренных кипятком ногах вышел полк на плацы.

– Мунстр! – ликовал майор Бирен. – Темпы отбивать с промежутком, в коем бы трижды счесть можно было… Айн, цвай, драй!

Бирен писал по-немецки, кричал по-немецки, все тут же быстро переводилось на русский. Полковые палачи-профосы стояли с фухтелями наготове. К вечеру избитых людей уносили на руках. Сами уже не шли. Но какие это были вдохновенные дни для Бирена!..

Среди ночи он проснулся, весь в холодном поту:

– А что, если два темпа с левой ноги отбить – короткие? А третий – длинный? И – линия… Вот здорово!

Так был создан для России Измайловский полк.

– Имею для сего полка особое намерение, – призналась Анна Иоанновна. – Походами Измайловский регимент не отягщать, а быть ему постоянно при охране моей высокой особы… Да зовите Ушакова ко мне: пусть скажет – какая эха идет на Москве?

Эхо было таково: на Москве недовольны, злобятся…

– Ништо им! – сказала Анна. – Кругом меня одни злодеи!

Измайлово – село русское, древнее. Измайловский же полк – войско сбродное, новое. Это уже не гвардия – защита отечества!

Это лейб-гвардия – защита самодержавия!

* * *

Николас Бидлоо – Быдло щупал отвислый живот Анны Иоанновны.

– Дистракция отлична! – утешил он императрицу. – Меланхолии же в кишках ваших не наблюдаю… Но исключите из своего меню декокт, прописанный вам Лаврентием Блументростом. А так же, ваше величество, не препятствуйте выходу газов наружу…

Бидлоо очень завидовал славе врача Блументроста, которого уважали на Москве русские люди, и говорил про старого ученого, что верить этому разбойнику нельзя.

«Нет ли тут злого умысла?» – задумалась Анна Иоанновна, и Лаврентия Лаврентьевича призвали ко двору.

И сказала царица Блументросту слова подозрительные:

– Что же ты, архиятер, рецепт от себя худо пишешь? Гляди-ка сам, что получается… Дядю моего, Петра Первого, лечил – он опочить соизволил; Екатерину Алексеевну ты лечить взялся – тоже духу не удержала; теперь и племянника моего, Петра Второго, говорят, уморил ты…

Низко поклонился ей старый Блументрост – Академии наук президент и лейб-архиятер их императорских величеств и высочеств.

– Напрасно изволите гневаться, – ответил он, выпрямляясь. – Великий дядя ваш, сами ведаете, отчего помер… Екатерина же Первыя, кроме вина, ничего больше не пили. Петр же Вторый, племянник ваш, был охотами истощен и в науках любовных искушен сызмальства… А врачи ведь – не боги!

Анна Иоанновна обозлилась, пошла рукава поддергивать.

– А коли так, – сказала, пыхтя, – то можно ли врачам доверять здоровье богов земных? (И при этом на себя указала.) Каково же сестрице моей, Екатерине Иоанновне, кою ты ныне лечишь?

Дикая герцогиня Мекленбургская Блументроста жаловала: он ей тайные аборты производил, и Анна, конечно, знала о том.

– Ваше величество, – опять склонился старый врач перед царицей. – Эскулапам, как и цезарям, положено быть честными. И потому скажу вам честно: кончина вашей сестры тоже не будет в благоуханье святости. Ибо никакое чрево того не выдержит, что утроба герцогини Мекленбургской ежемесячно выносит… А – вино? Вы знаете, сколько пьет вина ваша сестрица?

Громадная рука Анны Иоанновны обрушилась сверху. Удар! – и старик покатился по полу.

– От Академии моей тебя отрину! – заревела Анна. – Словечко одно скажу, и быть тебе в окно из дворца брошену! Смеешь ли ты рассуждать о нас – о помазанниках божиих! – яко о тварях земных?

Блументрост уехал в Измайлово и – притих. Академией он уже давно не занимался: Лаврентий Лаврентьевич был опытный врач, но никакой не ученый. Теперь место его было упалое, и при дворе снова заволновались.

– Академия свободна, – говорили. – Президент нужен!

– А – кого? Вон барон Корф, он книжки читает…

– Друзья, Кейзерлинг умнее Корфа!

– Ну это еще не выяснено, кто из них умнее…

Блументрост упал. Да столь крепко упал, что в Петербурге еще выше подскочил секретарь Данила Шумахер, хорек удивительный (после него долго Академию «де-сиянс» проветривали). И говорил теперь Шумахер речи деликатные. Вот так он говорил:

– Что ж, я согласен: пусть Россия – господину Бирену, но уж русскую Академию, извините, я не уступлю. Она – моя! Меня еще Петр Великий высочайше изволили жаловать. Да и жена у меня – дочь лейбкухмистера Фельтена, который варит супы ея величеству…

Данила Шумахер тоже науками занимался – по цвету корешков расставлял книги. «Академия игр забавных», «Сатиры галантные и амурные», «Развлечение с тенями». Ровно выстроил он книги. Синенькие на одну полку. Красненькие – на другую. Получалось красиво! Всяк Шумахера за то похвалит…

Наивно думать, будто тогдашняя Академия наук приютила под свою сень одни светила разума и благочиния. Увы, читатель, немало здесь собралось и проходимцев от науки – Буксбаумы, Гроссы, Крафты, все в париках, тевтоногрозные, завистливые к чужим успехам, жадные до казенных дровишек. Не раз уже их

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату