– Да, – усмехнулась Марина. – Отлично помню. И больше не хочу.
– Ну вот что. – Глаза госпожи Иветты сузились. – У меня нет времени на то, чтобы тебя убеждать. Запомни: от меня ты не уйдешь. Да, у меня есть на твой счет свои планы, но ведь и ты внакладе не останешься! Ах, Марина! Да ведь твоя сила – это не просто сила. Это власть, вот в чем вся ее прелесть!.. Ты вообразить себе не можешь, какие люди находятся под этой властью, какие это открывает возможности…
– Мне не нужны эти возможности, – сказала Марина, чувствуя, как странное, необъяснимое состояние, похожее на усталость, охватывает ее. – И власть не нужна – зачем она мне?
– Не нужна! – усмехнулась Иветта. – Ты даже того не понимаешь, что, умей ты распорядиться своим природным даром, твой мальчишка никуда не делся бы от тебя! А ты упустила его, отпустила, потому что не знала, как надо себя с ним вести.
– Я не хотела держать его! – Марина почувствовала, как у нее перехватывает горло. – Он не нужен мне был… так!
– Ладно, в конце концов, дело не в мальчишке, – поморщилась Иветта. – Я не для того сюда пришла, чтобы поговорить о твоем бывшем любовнике. Я хочу тебя предупредить: уж я-то своей властью воспользуюсь в полной мере. Всей своей властью! – Глаза ее сверкнули. – Учти, в Москве нет ни одной двери, которую я не смогла бы открыть, и ни одного человека, на которого не смогла бы повлиять. Если ты вздумаешь уйти, я найду тебя и верну, где бы ты ни была. Не переоценивай своих возможностей, моя дорогая, они несравнимы с моими. Я о конкретных вещах говорю, имей в виду, и ничего не собираюсь от тебя скрывать. Ты думаешь, кто-нибудь станет мне препятствовать, если я, например, заявлю, что хочу вернуть сотрудницу, задолжавшую мне сотню тысяч долларов? Или укравшую у меня драгоценности? Кто станет в этом разбираться, кому придет в голову тебя защищать?
Марина остолбенела. Иветта впервые разговаривала с ней так, впервые в ее голосе звучала неприкрытая угроза. И она не шутила…
– Ну подумай сама, – продолжала Иветта, и голос ее снова смягчился. – Какой смысл тебе отказываться от своего счастья? Чего ради, скажи, пожалуйста? Можно подумать, тебе плохо живется! Ведь я ни в чем тебе не препятствую, да и в чем тебе вообще можно препятствовать? У тебя нет даже друзей, да мне кажется, они тебе и не нужны. А любовники – так ведь это…
– Но я устала, – перебила Марина, и в голосе ее промелькнули почти умоляющие нотки. – Я больше не могу, иногда мне кажется, что я схожу с ума…
– Это глупости, – отрезала Иветта. – Я же говорила тебе: ты просто не умеешь распределять энергию, ты неразумно относишься к себе. Вот и учись этому, а не думай о глупостях!
– А если я просто не могу этому научиться? – тихо произнесла Марина. – Если этому вообще невозможно научиться?..
Но Иветта не стала это обсуждать.
– Вот что, – решительно сказала она. – Что ты там думаешь – дело твое, я в это не вмешиваюсь. А уйти – забудь, поняла? Мое дело – предупредить.
И, не слушая больше Марину, даже не глядя на нее, Иветта хлопнула входной дверью.
Может быть, если бы подобный разговор состоялся хотя бы месяца три назад, Марина ушла бы, несмотря ни на что. Но сейчас… Она сама не знала, что произошло с ней сейчас. Воля ее была совершенно сломлена, она не чувствовала в себе никаких желаний, и ей все чаще казалось, что она превратилась в равнодушный автомат для совершения одних и тех же однообразных действий: поднести руки к чьим-то вискам, увидеть, произнести… И через эти действия, которые она почему-то продолжала повторять едва ли не каждый день, уходила из нее жизнь.
Марина тряхнула головой, словно пытаясь сбросить с себя какую-то паутину. Ее сегодняшний день был почти окончен – оставался всего один посетитель, – но она не чувствовала даже облегчения. Все равно завтрашний день будет точно таким же, и короткий ночной перерыв между ними не изменит ничего…
– Входите, пожалуйста, – сказала она, услышав легкий стук в дверь.
– Здравствуйте, глубокоуважаемая колдунья! – с порога произнес вошедший. – Извините, я не узнал в прошлый раз вашего имени…
Его лицо показалось Марине знакомым – даже не лицо, а улыбка в уголках плотно сомкнутых губ. Улыбка меняла их твердую линию, и поэтому невозможно было понять: какое же у него лицо, у этого мужчины, – жесткое, спокойное или – печальное?
Но печали совсем не было в его голосе, да и смотрел он с усмешкой. Марина наконец узнала его.
– А! – сказала она. – Здравствуйте, Алексей Васильевич. Как поживает ваш приятель? Жена не беспокоит?
– Отвязалась, отвязалась. – Теперь он улыбнулся открыто, и на правой щеке у него появилась ямочка. – Надо было видеть, с каким серьезным видом Гриша швырял кольцо в речку!
– Ну что же вы смеетесь? – укоризненно сказала Марина. – Я понимаю, вы считаете, что я его обманула. Но ведь ему именно это было необходимо, правда?
– Правда, – согласился Алексей Васильевич. – И я не считаю, что вы его обманули. Я вот даже кольцо принес. Помните, вы мне говорили, что их на удачу заговаривают?
С этими словами он сел на стул напротив Марины и положил перед нею кольцо.
– Помню, – кивнула Марина. – Но я этого не делаю, зря вы пришли. Кажется, в аннотации нашего салона ничего про кольца и не написано.
– Возможно, – пожал плечами Алексей Васильевич.
Тем временем Марина рассматривала кольцо. Вернее, не само кольцо – тонкий серебряный ободок, – а огромный овальный камень, который был в него вправлен. Все оно и состояло из одного камня, остальное было не видно и не важно. На отшлифованной плоской поверхности угадывался удивительный пейзаж: река текла меж облетевших кустов, яснело пурпурно-серое предрассветное небо, топорщилась сухая осенняя трава. А в речной глубине проглядывали чьи-то лица, глаза, губы…
