Леонид Андреевич любил охотиться, поражая Марину этой, казавшейся ей необъяснимой страстью.

– Папа, это уму непостижимо! – говорила она, глядя, как он в очередной раз чистит и смазывает ружье, собираясь на охоту. – Откуда в тебе это желание убивать, эта безжалостность? Это так не вяжется с тобою…

– Мариночка, милая, – посмеивался отец, – да ты меня каким-то божьим одуванчиком считаешь. Ну почему мне не любить охоту, что в этом дурного? «Записки охотника» написаны по следам этой чудесной страсти, да и другие прекрасные книги. А у нас ведь охота на лесных озерах прекрасная. Право, странно было бы отказывать себе в таком удовольствии.

Но Марина все-таки волновалась каждый раз, когда отец отправлялся на свои лесные озера. Он пытался брать ее с собой, даже стрелять научил, но вскоре понял, что дочь с трудом выдерживает эти походы, принуждает себя к ним, только чтобы его не обидеть.

Марина видеть не могла, как со смертной тяжестью падает в воду застреленная влет птица. Ее передергивало от звука взводимых курков, от запаха свежей крови и пороха – хотя вообще-то, с детства привыкнув помогать отцу в больнице, она совершенно не была брезглива.

И, быстро заметив это, Леонид Андреевич оставил попытки приобщить дочь к своему увлечению.

Но один он на охоту все же не ходил. Не будучи чрезмерно общительным, доктор Стенич любил и ценил «охотничье общество» – пожалуй, единственное общество, в котором он чувствовал себя хорошо.

Состав его не менялся вот уже много лет, и Марина, посмеиваясь, называла охотничью компанию закрытым клубом для избранных. Избранные или не избранные, но входили в «клуб» учитель из поселковой школы, ветеринар и коллега отца – врач Петр Иванович из районной больницы.

К тому, что они появляются в доме – всегда по-особенному взволнованные, предвкушающие приятное времяпрепровождение, – Марина относилась как к смене времен года. И только привычно вздыхала, замечая, как загораются отцовские глаза.

Но появление нового человека в привычной компании она почему-то встретила настороженно. Хотя – что настораживающего было в том, что Петр Иванович пригласил на охоту молодого врача, только что получившего распределение в районную больницу?

Звали нового врача Виктор Николаевич, впервые он появился в их доме всего на несколько минут, перед самой охотой. Но, едва увидев его, Марина почувствовала необъяснимую тревогу.

– А что это за молодой человек с вами ходил? – поинтересовалась она у отца через два дня, когда, весь обляпанный грязью, веселый, он вернулся с охоты.

– Витя? Врач новый, – ответил отец. – А что, он привлек твое внимание?

– Нет, нисколько, – пожала плечами Марина. – И что же, он у нас в поселке будет работать?

– Ну почему в поселке? – возразил отец. – У нас здесь просто не предусмотрен второй врач. Больничка маленькая, ты же знаешь, у нас даже анестезиолог сверх штата. Виктор будет работать в районной больнице.

С того дня новый врач Витя стал появляться в их доме все чаще, и с каждым его появлением Маринина тревога росла. Он кого-то напоминал ей, пугающе напоминал, но кого – она не могла понять.

Несмотря на молодость, Витя начинал лысеть. И даже его едва наметившаяся лысина, тщательно прикрытая прядями волос, почему-то была Марине неприятна. Но самым неприятным был взгляд – цепкий, ощупывающий, – которым Витя рассматривал книги отцовской библиотеки, китайские безделушки и старинные гравюры на стенах.

– Вы любите читать? – не выдержала однажды Марина, заметив, как он поглаживает золотое тиснение на книжном переплете.

– Не то чтобы особенно, – ничуть не смутился он. – Но уж очень книги у вас добротные, прямо приятно посмотреть.

– Добротные? – удивилась Марина. – Как это книги могут быть добротными?

– Да очень просто, – объяснил Витя. – Старые вещи – они и есть старые вещи. Подспорье, в случае чего – продать там… Надежно с ними, правда?

– Правда, – кивнула Марина, хотя надежность старых вещей значила для нее совсем другое.

Витя был женат, но в Калевалу приезжал всегда один. Однажды он со свойственной ему прямотой объяснил отсутствие жены:

– Опасаюсь, знаете ли, супругу сюда привозить.

– Почему же это? – удивилась Марина.

Было самое начало лета, она сидела с книгой на своей любимой лавочке в саду и вопросительно смотрела на Витю, вышедшего из дому покурить.

– Да зачем ее зря волновать? Мы-то как живем, в каких условиях? Барак, одно слово, хоть я и дипломированный специалист, и начальство районное мне симпатизирует. А у вас тут – хоромы!

Марину передернуло от Витиных завистливых интонаций. Но что она могла ответить? Что для того, чтобы превратить обычный деревенский дом в «хоромы», надо видеть в книгах и гравюрах не одну добротность? Что их дом – это не только вещи и стены, но прежде всего образ жизни, которого Вите, с его привычкой громко шмыгать и отрыгивать за столом, просто не понять?