— Там… Там кто-то ходит в нашем саду, — испуганно проговорил он.

Колину не пригрезилось. Потому что, когда дети, при мощной поддержке садовника, пели последние слова гимна, дверь в увитой плющом стене тихонько открылась, и в сад вошла женщина в голубой накидке. Ее свежее и привлекательное лицо озаряла улыбка. Остановившись под деревом, она слушала. Блики солнца освещали ее, и она была очень похожа на добрых женщин из книжек с цветными картинками Колина.

Дослушав гимн, она пошла туда, где стояли дети и старый садовник. Тут ее и заметил Колин. Мгновение спустя увидал и Дикен.

— Да это же наша матушка, вот это кто! — крикнул он и бросился ей навстречу.

Колин и Мэри кинулись следом.

— Вот наша матушка! — повторил Дикен, когда все остановились перед миссис Соуэрби. — Вы же давно хотели ее увидеть. Потому я и подсказал ей, как проникнуть сюда.

Не в силах оторвать взгляда от лица миссис Соуэрби, Колин простер к ней руки.

— Я хотел вас увидеть, даже когда был больной, — тихо проговорил он. — Вас, Дикена и Таинственный сад. А больше мне в то время не хотелось никого видеть, кроме кузины Мэри, конечно.

Миссис Соуэрби внимательно на него смотрела. Вдруг губы ее задрожали, а в глазах появились слезы.

— Мальчик! Милый мой мальчик! — с чувством произнесла она.

Это прозвучало с подлинно материнской лаской. Точно так же миссис Соуэрби могла обратиться и к Дикену, и к остальным своим детям. Колину это очень пришлось по душе.

— Вы рады, что я теперь выздоровел? — спросил он.

— Еще бы! — воскликнула добрая женщина. — И как ты на свою маму похож! У меня даже сердце дрожит.

— И папа теперь сможет меня полюбить? — без колебаний поделился мальчик самой сокровенной своей тревогой.

— Ну конечно! — ласково потрепала миссис Соуэрби его по плечу. — Пора, пора папе твоему возвращаться.

Не успела она это сказать, как к ним подошел старый Бен Уэзерстафф.

— Сьюзен Соуэрби! — грянул он на весь сад. — Ты только на ноги, на ноги его посмотри! А ведь недавно совсем это были просто какие-то барабанные палочки под чулками. Про мистера Колина из-за этого даже мнение в колченогости утвердилось.

— Ну, теперь у него с ногами все позади, — звонко откликнулась женщина. — Они как у всех настоящих мальчиков. Главный рецепт сейчас для него — побольше играть, в саду над растениями работать, есть вдоволь и молоко пить, и тогда здоровее его мальчишки во всем Йоркшире не будет. И слава Богу!

Потом миссис Соуэрби положила руки на плечи Мэри.

— Ты тоже сильно поздоровела, — любуясь ее лицом, сказала она. — Теперь ты никак не слабее, чем наша Элизабет Элен. А хорошенькая-то какая! Думаю, ты тоже стала на свою маму похожа. Мне про нее миссис Мэдлок рассказывала. Она от кого-то там слышала, что твоя мама очень красивой была. Вот вырастешь, Мэри Леннокс, и тоже будешь хороша, словно роза.

Миссис Соуэрби умолчала лишь об одном. Она помнила, как Марта, явившись на выходной первый раз после приезда девочки в Мисселтуэйт, сказала, что никогда не поверит рассказам о красоте миссис Леннокс. «Не может, — твердила Марта, — не может красивая женщина родить настолько безобразную девочку!»

Сама Мэри Леннокс мало обращала внимания на свое лицо. На это у нее просто не оставалось времени. Конечно же, она чувствовала, что окрепла и изменилась. Но она даже мечтать не могла, что когда-нибудь станет похожа на прекрасную Мэмсахибу, и теперь, слушая миссис Соуэрби, зарделась от радости.

Вдоволь наговорившись, дети и старый Бен обошли с миссис Соуэрби Таинственный сад. Ее привлекала каждая мелочь, каждый спасенный куст, и она с удовольствием еще раз выслушала в подробностях историю сада, которую ей уже рассказывал Дикен. Колин держал ее за правую руку, а Мэри за левую. Оба то и дело поднимали глаза и подолгу любовались ее лицом, от которого, казалось, исходит сочувствие и поддержка всем их планам и замыслам. Ибо миссис Соуэрби понимала их так, как, кроме нее, умел понимать и людей и все живое вокруг только Дикен. Недаром ведь Уголек, несколько раз громко каркнув, взлетел на ее плечо и устроился там точно так же, как на плече любимого своего хозяина.

Когда миссис Соуэрби рассказали, как Робин учит летать птенцов, она, смеясь, отвечала:

— Это приблизительно то же, что мы с детьми делаем, когда учим ходить. Только я лично за своих детей куда больше бы беспокоилась, если бы они у меня были с крыльями.

Она внушала такое доверие Мэри и Колину, что они рассказали ей даже про научный эксперимент с волшебством.

— Вы тоже, конечно, верите в волшебство, — без тени сомнения проговорил Колин.

— Ну да, — кивнула миссис Соуэрби. — Правда, я называю это другими словами. Но разве это так важно? Вон в разных странах люди говорят на других языках, но они же не становятся от этого хуже, чем мы! Нет, тут не в словах дело. Главное, мы с тобой, Колин, мой мальчик, верим в силу одну и ту же. От нее и листва растет на деревьях, и твое здоровье от нее вернулось, и все-все вообще от нее, и главное, конечно, Добро в мире. Никогда не переставай верить в ту силу Колин. Ею полон весь мир. Недаром же вы так хорошо прославление пели, когда я вошла сюда.

— Это мы пели от радости, — объяснил Колин. — Я вдруг понял, что совсем-совсем выздоровел. И тогда какая-то сила подняла меня на ноги от грядки, которую я полол, и мне стало просто необходимо, чтобы волшебство услыхало мою благодарность.

— Ну, вы так прочувствованно гимн пели, что уж наверное были услышаны, — ответила миссис Соуэрби. — Но даже если бы ты какие другие слова возносил в благодарность, тебя бы тоже услышали. Главное, чтобы душа у тебя была радостна и чиста. А слова… Не такая уж сильная в них и важность, мой мальчик. — И она вновь потрепала Колина по плечу.

Затем миссис Соуэрби подала знак Дикену. Тот отправился к дальним кустам, откуда извлек корзинку с едой. Сегодня угощение было даже вкуснее обычного, и Мэри с Колином уплетали за обе щеки. Добрая женщина любовалась на них и рассказывала сказки и разные смешные истории, которые на йоркширском диалекте звучали особенно хорошо. Когда же дети подчистили съестные припасы, настала очередь хохотать до слез самой миссис Соуэрби, ибо они разыграли в лицах несколько сцен, в которых Колин изображал перед домашними из себя капризного инвалида.

— Теперь-то вы сами видите, миссис Соуэрби: нам приходится очень трудно, — пожаловался Колин. — Когда мы вместе, нас с Мэри все время смех разбирает. Но больные ведь редко смеются. Вот мы и пытаемся себя как-то сдержать.

— Конечно, пытаемся, — подтвердила Мэри. — Только как раз когда надо сдерживаться, я совсем против воли начинаю думать о том, что, если Колин и дальше будет каждый день понемногу толстеть, лицо у него сделается круглое, прямо как полная луна. И когда я так начинаю думать, я уже ничего не смогу поделать со своим смехом.

— Уж теперь-то я вижу: нелегко вам играть эти роли! — посочувствовала миссис Соуэрби. — Но долго вам это делать и не придется. Мистер Крейвен скоро приедет.

— Откуда вы знаете? — спросил Колин.

Миссис Соуэрби усмехнулась.

— Вижу, ты сильно расстроишься, Колин, если папа узнает о твоем улучшении раньше, чем ты сам его увидишь. Наверное, даже ночами обдумываешь иногда, как лучше преподнести сюрприз мистеру Крейвену?

— Да, — не стал скрывать Колин. — Почти каждую ночь придумываю что-нибудь новое. Просто не знаю, что делать, если ему расскажет кто-то другой! — в отчаянии воскликнул он.

— Не беспокойся, мой мальчик. Все должно быть, как надо, — отвечала с уверенностью миссис Соуэрби. — Представляю, как папа твой удивится. Мне и самой бы хотелось тогда поглядеть на его выражение. Он скоро, скоро вернется.

Затем она пригласила Мэри и Колина в гости. Детально обсудив предстоящий визит, выработали такой план действий. В пустошь детей отвезут на пролетке. Там они устроят пикник, после чего познакомятся со