луг, на котором бликовали лужи.
Атос велел взять мне ещё пистолет, но я решил ограничиться запасом патронов. Пистолет тут хорош во-первых для того, чтобы застрелиться. Однако это в мои планы не входило — по крайней мере пока. Стреляться имело смысл, если мне какой-нибудь студень растворит ноги и я буду сильно мучиться — некоторые учёные на выходах, как мне сказали, сперва носили на этот случай яд, но потом от этого отказались — и не успеешь, и случаи такие редки.
Во-вторых, функция пистолета тут была очень простой. Подвыпивший человек — будь то вольный сталкер или кто-то из учёных (гораздо реже) — в припадке тоски и сидя в баре вырывал пистолет, и в этот момент буквально тут же получал от бармена бейсбольной битой по голове. Пистолет таким образом был чем-то вроде снотворного — вынь его и несколько часов забвения тебе обеспечено. Причём, если бармен будет находиться чуть дальше, чем это нужно для удара, тебя приложат другие, такие же, как ты, посетители, что сидят рядом.
И еды я брать не хотел. Пожавшись, я взял коробку с шоколадом и тонизирующие таблетки.
Я посмотрел на экран ПДА[20] — вокруг меня была пустота: «ни аванса, ни пивной», как сказал поэт, правда, по другому, конечно, поводу.
Рядом с тропой виднелось странное сооружение — если бы я не видел вокруг сплошной лес, то решил бы, что это домик полевых рабочих.
Маленький, серого кирпича, он был похож на задание кассы, которое обычно ставят на маленьких железнодорожных станциях. Или домик путевого обходчика, да только до ближайшей узкоколейки было километра два — вряд ли начальство путейских рабочих было такими безумцами.
Я отомкнул замок, и полупустой рюкзак почти неслышно свалился у меня за спиной. Я по кругу обошёл домик — всюду были следы запустения, лавочка у двери, а вместо самой двери пустой проём.
Осторожно заглянув сначала в мутное окошко, я сунул нос внутрь, не забыв положить палец на спусковой крючок. Посередине висел на длинном проводе лишённый лампы шнур. Пустой патрон висел криво, но я отчего-то был уверен: вверни туда лампочку и она загорится.
Пол был покрыт травой, которая отчего-то росла не вертикально, а горизонтально. Стол, тоже покрытый мхом, койка и два стула — типичное жилище сторожа, но вот что он мог тут сторожить — непонятно.
Если бы я был настоящим сталкером, то, верно, кинул бы внутрь гранату — чисто профилактически.
Но гранат у меня было всего две, и жаль было тратить их на профилактику.
Да, как выясняется, никого тут не было.
Я вытащил маленький котелок-кружку и разжёг костёр. ПДА молчал как проклятый, то есть вообще молчал — аномалий в окрестности не было замечено, никого из носителей аппаратуры тоже.
Я прислонился к стене домика и стал смотреть, как закипает вода в котелке.
Один мой приятель-геолог научил меня носить вместо котелка консервную банку. (Отчего-то он любил банки из-под сладкой экзотики и утверждал, что самый лучший чай получается в банке из-под консервированных персиков.)
И вот, пока настаивался чай, я стал смотреть в экран ПДА. Если связи нет, то можно ещё раз поглядеть, как устроена местность согласно квазигеологической карте Атоса. Интерактивностью и GPS можно пока пренебречь. Построена она была на основе космического снимка и была в общем-то точной. Спутники занимались съёмкой Зоны раз в месяц, чаще смысла не было.
Всё дело было в том, что примерно раз в месяц происходил Малый Выброс.
Хочешь — не хочешь, раз в месяц что-то изменится — а уж снимок прошлого года поменяется так радикально, что его сразу и не узнают даже работающие «на земле» люди.
Зона жила своей жизнью, как океан Соляриса. Оставались неподвижными, или сравнительно неподвижными, русла рек, некоторые дороги, железнодорожные ветки, а вот границы лесов, водоёмов и форма озёр менялась сильно.
Интерактивная карта была подробной, прекрасной, но это уверенности не прибавляло — мне предстояло пройти довольно большой кусок, и только в двух точках мог обнаружится искомый артефакт «аксельбант», или, как я его сразу окрестил, «подвески».
Вдруг меня что-то осветило — инстинктивно я повалился набок, чтобы уменьшить видимую площадь тела. Но тревога была ложной — просто разошлись облака, и вся окружающая местность засияла.
Облака тут расходятся чрезвычайно редко, вызвано это тем, что сам воздух над Зоной, и все атмосферные явления тут были частью Зоны, частью её общего механизма.
А пока облака разошлись и казалось, что это кто-то там наверху раздвинул тучи и огромной световой указкой выцеливает что-то на земле.
Странным цветом засинел лес на горизонте, сверкал какой-то конус на вершине бело-красной мачты в отдалении, Я подумал, что неплохо было бы туда залезть и оглядеться, но с другой стороны, это значило стать лёгкой мишенью.
Вечерело, местность неуловимо менялась, и надо было где-то примоститься, чтобы не шастать в темноте. Я вытащил из рюкзака тонкий синтетический спальник и укутался им, но так, чтобы в случае чего легко вскочить.
Ночевать внутри домика мне не хотелось, там пахло сыростью и какой-то дрянью. Тут бы надо было закурить, но курить я бросил лет десять назад. В Америке курящему человеку плохо, не жизнь ему там. А вот теперь я жалел, что не обзавёлся трубкой, табаком и прочими табакокурительными принадлежностями.
Но сожаления не было. Главное, голова у меня не болела, да и ничего не болело — страх смерти был не в счёт.
Я отчего-то перестал бояться смерти. А пару лет назад я, видимо, из-за кризиса среднего возраста, серьёзно затосковал и начал думать, не наложить ли на себя руки. Это не было серьёзными раздумьями, но всё же, всё же… А тут я чувствовал себя прекрасно, сердце мерно билось, не болело ничего и приходили мысли о бессмертии. Это было какое-то свойство рождённого в СССР, хотя я был гражданином двух стран, это была даже не Россия, а иная страна, хоть и братская, да что там! Я уже был не на Украине, на экстерриториальной земле, временно отчуждённой от всякой власти. Мечта анархиста, я бы сказал.
Проснулся я резко, в прекрасном самочувствии.
Приведя себя в порядок, я ещё раз оглядел местность. Что-то заставило меня ещё раз заглянуть в домик — ничего внутри не изменилось, но вдруг я посмотрел вверх.
То есть не просто посмотрел вверх, но и оглянулся. Там, на потолке у входа, я увидел странное образование. Будто гигантская клякса приклеилась к бетонной поверхности, но самое в ней неприятное было то, что эта слизь жила. Она дышала, подрагивала, будто огромная мембрана метрового диаметра непонятного динамика. Я с лёгким ужасом слышал, как свистит воздух, выходящий по краям этого явно живого образования.
Хорош бы я был, если бы допустил саму мысль о ночёвке внутри! А с другой стороны, многое, чего мы боимся, просто непонятная вещь.
Но никакого желания потыкать слизистого осьминога на потолке палочкой у меня не возникло. Я на всякий случай сфотографировал его и описал в комментарии координаты и размеры.
Это у меня превратилось тут в привычку вроде бритья. Именно потому что путешественник записывает то, что видит, он живёт дольше.
Ну, если его не съедят туземцы.
Хотя и тогда он будет жить дольше — благодаря тому, что записи кому-то могут пригодиться. Я быстро собрал рюкзак, закинул его за спину и зашагал вперёд.
Утро было по-летнему ранним, всё вокруг было в сером свете, но даже на фоне этих унылых облаков выделялась гигантская, совершенно чёрная туча.
Я понял, что меня начинает тревожить. Слишком тихо стало вокруг. Не было слышно даже комаров, а комаров тут боялись многие сталкеры, и из самых вменяемых.
Но нужно всё же дойти до узкоколейки, а не гадать, что готовят мне эти небесные явления.
Я шёл долго, и кажется, однажды всё-таки свернул не на ту тропинку, но всё же вышел к железной
