Фредрик. Успокойся, Хенрик. Ты сам не знаешь, что говоришь.

Хенрик. Зато ты знаешь, не так ли? Это ты-то, начисто лишенный естественного чувства приличия. Когда я прихожу к тебе с моим горем, ты отвечаешь мне остротами. Мне стыдно, что ты мой отец.

Фредрик. Сейчас же замолчи или выйди из-за стола. Хенрик. На этот раз в виде исключения я не хочу быть паинькой. Сейчас возьму и швырну этот бокал на пол.

Дезире (улыбаясь). Вот еще один бокал. Бросайте сколько вам угодно.

Xенрик. Как вы, такая великая артистка, можете выносить эту ложь, эти компромиссы? Ваша жизнь не представляется вам пыткой?

Дезире. Почему бы вам не попробовать посмеяться над нами?

Xенрик. Мне слишком больно, чтобы забавляться.

Анна. Успокойся, Хенрик!

Ее голос подобен серебряному колокольчику, и он звенит в воздухе у них над головами, над люстрой и мягким полумраком комнаты. Гости за столом прислушиваются к этому звуку, удивленные и озадаченные. Да, вот как обстоит дело. Анна положила свою маленькую руку на руку Хенрика, но не смотрит на него; она закрыла глаза и ушла в себя. Снова бьет серебряный колокол.

Анна (понизив голос). Успокойся, Хенрик.

У Фредрика вдруг сделалось что-то вроде приступа; ему так сжало грудь, что он едва может дышать. Он раскрывает рот, как рыба, вынутая из воды, подносит руку к лицу, словно защищаясь от удара.

Старая дама (тихо). Почему юность так беспощадна? И кто позволил ей быть такой?

Никто не отвечает. Старая дама отпивает глоток удивительного вина и качает головой.

Кто ей позволил?

Дезире. Молодые надеются, что им никогда не придется стать такими старыми, как мы.

Хенрик. Уж лучше умереть.

Дезире переводит взгляд на Фредрика. Вид у него отсутствующий. На лице – вымученная застывшая улыбка, он не отрываясь смотрит на свой бокал. Время от времени смаргивает, как бы не в силах удержать влагу, готовую вот-вот брызнуть из его глаз. Он глубоко переводит дух, но это тоже причиняет боль. Лучше всего не дышать, не двигаться.

Малькольм. Черт побери! Парень собирается стать священником. Ему будут платить за то, чтобы он вызывал легкий трепет в непокорных душах.

Хенрик встает. Он смертельно бледен и, похоже, близок к обмороку. Шатаясь как пьяный, он подходит к Малькольму, который спокойно вытирает рот салфеткой.

Вы собираетесь меня ударить? Что ж, как вам будет угодно, но предупреждаю: тем хуже для вас.

Хенрик (шепотом). Простите меня! Простите меня, вы все! (Пошатываясь, он пересекает комнату, открывает дверь в мощенную плитами прихожую и как тень растворяется в летней ночи.)

Анна встает.

Анна, (кричит). Хенрик, осторожнее!

Но он не слышит ее или не хочет слышать, и она снова садится, с поникшей головой, как наказанная школьница.

Старая дама. Ну что ж, пора вставать из-за стола.

Кофе и ликеры приготовлены в желтом павильоне.

Анна. Можно мне уйти?

Фредрик с трудом различает ее, но кивает головой в знак согласия.

Анна протягивает правую руку и хватает крепкую маленькую руку Петры. Фредрик гладит Анну по щеке. Рана в его сердце затянулась, она больше не кровоточит, но каждое движение причиняет ужасную боль. Анна привлекает Петру к себе, и обе молодые женщины выходят, обняв друг дружку за талию.

Дезире зажигает сигару от одного из канделябров. Она наклоняется вперед, чтобы поговорить с Шарлоттой.

Шарлотта. А мы-то думали, что первый шаг будет самым трудным.

Дезире. Возможно, он и был самым трудным, но не потребовал особой изощренности ума, это еще впереди. Обе дамы переводят взгляд на Фредрика Эгермана, стоящего теперь у окна. Их молчаливое раздумье прерывает Малькольм, который выходит из-за стола.

Малькольм. О чем вы сплетничаете?

Дезире. Пойдемте, граф, попьем кофе в желтом павильоне.

Малькольм. А что собирается делать моя жена?

Дезире. Вы же видите. Она взяла на свое попечение Фредрика Эгермана.

Малькольм (смеется). Да, ему таки досталось,

бедняге, самое время, чтоб его кто-нибудь утешил. Шарлотта подошла к окну и стоит за спиной у Фредрика.

Шарлотта. Вы плачете?