высокими крышами, укрытыми белой пеленой, больше всего напоминал рождественскую открытку. Все было как в прежние времена, и даже мощный «Роллс-Ройс» с гербами на дверцах, дожидавшийся путешественников, оказался довоенного выпуска; впрочем, автомобиль так и сиял здоровьем, а шофер и лакей в безукоризненной темно-серой ливрее во всех отношениях представлялись достойными королевского двора...

Красное вечернее солнце бросало теплые отсветы на снег и апельсиновым сиянием озаряло пейзаж, открывшийся перед друзьями, едва они прошли через средневековые ворота, увенчанные квадратной башней. Заснеженные горы служили великолепным фоном для грозного средневекового замка, над которым возвышался лес башен, островерхих крыш и колоколен и который, в свою очередь, величественно вырастал из скалы.

– Ну вот, опять феодальный замок! – простонал Адальбер, который, видимо, никак не мог забыть жилище «графини» Илоны. – Там наверняка полно сквозняков и огромных каминов, которые плохо топятся. В холодное время года жить здесь – настоящая пытка!

– Да ты, оказывается, в Англии сделался неженкой... Но, по-моему, английские торфяные печки не так уж хорошо греют?

– Все зависит от того, как ими пользуются. Только вспомни, как приятно было в нашем домике в Челси! А то, что мы видим, – настоящая крепость!

Альдо отметил, что его друг ни словом не намекнул на замок своего будущего тестя, но, поскольку готов был поклясться, что это жилище насчитывает несколько веков, оставил все свои замечания при себе, а вслух сказал лишь, что размеры Гогенбурга и те крыши, которые виднеются из-за стен, позволяют надеяться на уютные комнаты. Так оно и оказалось.

Поднявшись по длинному подъездному пути, огражденному огибавшей уступ скалы зубчатой стеной, друзья попали в парадный двор, с трех сторон окруженный низкими аркадами, под которыми все еще стояли огромные старинные бочки, куда во время осады собирали дождевую воду. Четвертую сторону замыкал фасад великолепного здания эпохи Возрождения со множеством окон в скульптурном, итальянского стиля, обрамлении, в каждом из которых пылало зарево роскошного заката. Войти в замок можно было через портал темного дуба с позолоченной резьбой, над которым были укреплены большие гербы Гогенбургов- Лангенфельсов и помещенная в выложенную камнем нишу конная статуя. На шум подъехавшей машины вышли дворецкий и четверо лакеев в традиционных костюмах. Дворецкий, произнеся все положенные формулы приветствий, провел гостей в просторный холл, наполненный упоительным запахом хвои, исходившим от огромной наряженной елки, затем к подножию лестницы, лакеи подхватили их чемоданы, но за это короткое время Адальбер уже успел ощутить, какое дивное тепло царит в этом жилище, и расплылся в улыбке.

– Разумеется, мы сохранили все камины, – объяснил дворецкий в ответ на его расспросы, – но ее высочество очень чувствительна к холоду, постоянно зябнет и потому приказала установить и центральное отопление.

– Благослови ее господь! – сказал Морозини. – Мой секретарь очень боится сквозняков.

– К сожалению, в таком огромном замке их трудно избежать. У нас около сотни спален и гостевых комнат.

– Окажут ли нам честь позволить поприветствовать ее высочество перед ужином?

– Нет. Ее высочество отдыхает перед балом и до его начала никого не принимает. Впрочем, праздничный ужин будет поздним, в полночь. А в восемь часов вашему сиятельству, как и другим гостям, подадут ужин в апартаменты. А сейчас я прошу ваше сиятельство меня извинить, но прибывают новые гости, и я должен их встречать...

В самом деле, за это время еще два автомобиля оставили во дворе свои следы, проделав тот же путь, что и их предшественники, и потом, в течение часа, пока друзья устраивались на новом месте, гости не переставали прибывать. Альдо досталась роскошная и вместе с тем очень уютная комната с большой кроватью, увенчанной парчовым балдахином, но при этом снабженной мягкими перинами и подушками, – спальня с толстым ковром на полу и пылающим камином. Ей лишь немногим уступала соседняя комната, предназначавшаяся секретарю, разве что кровать была попроще, с дубовым изголовьем, украшенным старинной росписью с цветочными мотивами.

– Мне бы очень хотелось осмотреть дом, – сказал Адальбер, глядя, как играют отсветы пламени в низком бокале с выдержанным коньяком, который он только что налил себе из хрустального флакона, стоявшего среди множества других в флорентийском кабинете с гостеприимно распахнутыми дверями. – Хотя бы только для того, чтобы выяснить, далеко ли мы находимся от комнат хозяйки. И потом, если учитывать, чем мы намереваемся здесь заняться, неплохо было бы произвести разведку.

– Никто нам не говорил, что мы должны сидеть взаперти. Иди, прогуляйся, осмотрись. Я останусь здесь. Если тебя кто-нибудь о чем-нибудь спросит, ты всегда сможешь объяснить, что ищешь таблетку аспирина для своего хозяина. Что-то мне подсказывает, что аспирин скоро мне понадобится.

– Еще чего! Я все-таки твой секретарь, а не лакей. Я скажу, что ищу библиотеку: так будет куда элегантнее!

В любом случае Видаль-Пеликорн не успел далеко уйти и его отсутствие оказалось недолгим: не прошло и десяти минут, как в дверях показалась его кисло-сладкая физиономия.

– Там толпы народу. И все до единого либо немцы, либо австрийцы. Беспрерывно туда-сюда снуют то слуги с чемоданами, то горничные с вечерними платьями, которые они несут с таким видом, словно это Святые дары. И, похоже, все эти люди друг друга знают...

– Это вполне естественно. Если сегодняшний бал, как нам сказали, – это традиция, значит, Федора каждый год собирает здесь практически одних и тех же людей, баварскую и австрийскую знать. А ее апартаменты тебе удалось найти?

– Да. Мы оказались в привилегированном положении, поскольку нас от них отделяют лишь апартаменты покойного великого князя Карла-Альберта. Один из слуг успел мне все это рассказать, пока не появился некий барон фон Таффельберг, который, как мне показалось, исполняет здесь роль если и не хозяина дома, то по меньшей мере церемониймейстера. Он самым любезным образом, но весьма недвусмысленно дал мне понять, что я выбрал весьма неподходящее время для того, чтобы бродить по коридорам, и что желательно, чтобы гости оставались в своих комнатах до тех пор, пока не пробьет час и всех не позовут вниз.

– А какой он из себя, этот барон?

– Типичный прусский юнкер. Железобетонная физиономия, гладкая и безволосая, блекло-голубые глаза, в одном монокль, поэтому бровь влезла на середину лба, и негнущийся, как доска, так что можно подумать, будто он в корсете. Смотрел на меня не более ласково, чем смотрел бы на хлебную корку, завалявшуюся за буфетом. Словом, сухой, холодный и неприятный – дальше некуда!

– Он что – дракон, стерегущий сокровище?

– Если хочешь знать мое мнение, очень похоже на то. После того как мы с ним расстались, он вошел к великой княгине – как бы сказать поточнее – вошел, как свой человек! Если эта прекрасная дама подумывает о романе с тобой, тебе придется его остерегаться. Возможно, его зовут Отелло.

– Да у меня и в мыслях нет ни возбуждать его ревность, ни вступать с ней хоть в какие-нибудь отношения. Мне нужно было лишь проникнуть сюда. И теперь я надеюсь так запугать нашу хозяйку историей изумрудов, чтобы она согласилась продать мне камни. Ну а если не получится, тогда прибегнем к сильным средствам!

– Поиграем в Арсена Люпена?

– Вот именно. Думаю, тебя такая перспектива не испугает? Слава богу, отсюда до венгерской границы рукой подать: надо только добраться до того леса на гребне горы, – прибавил венецианец, указывая на какую-то точку в расстилавшемся за окном пейзаже. – Самое главное...

Его рассуждения прервал деликатный стук в дверь. В ответ на приглашение войти на пороге показалась молодая и очень красивая белокурая женщина, одетая в строгое и элегантное светло-серое бархатное платье, отделанное белым атласом. Шею ее обвивало жемчужное ожерелье в два ряда, тройные нитки того же жемчуга украшали запястья. Войдя, она улыбнулась пленительной, но немного печальной улыбкой.

– Если не ошибаюсь, князь Морозини?

– К вашим услугам, мадам...