– Немногим, и даже очень немногим из них, не стану спорить, все-таки удалось сохранить свое состояние; но на этот раз наша великая княгиня своим титулом обязана вовсе не принадлежностью к семье русского царя. На самом деле она грузинка. Федора Дадиани, ведущая свое происхождение от мегрельских[11] князей, в свое время вышла замуж за великого князя Карла-Альбрехта Гогенбурга-Лангенфельса, который был намного старше ее и оставил ее богатой вдовой, владелицей земель и замков, в том числе одного весьма значительного...

Воскрешенный этим известием Альдо звучно хлопнул себя ладонью по лбу.

– Один из тех медиатизированных князей,[12] которых в Германии было полным-полно! Как же я раньше об этом не подумал? Я знаю понаслышке о великой княгине Федоре, но никогда с ней не встречался и понятия не имел о том, что она собирает драгоценные камни...

– Собственно говоря, она этим и не занимается, она всего лишь страстно любит изумруды...

– ...И не смогла устоять перед теми самыми камнями, которые я ищу! Ну что ж, тетушка Амелия, по- моему, за несколько минут вам удалось полностью разобраться в этом вопросе. «Свет» и «Совершенство» теперь находятся у этой женщины, и я непременно должен ее найти!

– Не так-то это легко сделать, как тебе кажется. Эта женщина, кстати, очень красивая, путешествует по всему свету и коллекционирует любовников. Во всяком случае, так мне сказали, – уточнила маркиза, а затем повернулась к старой деве: – План-Крепен, не попросите ли вы принести мне чашечку кофе: этот милый мальчик выпил весь кофейник!

– Знаете ли вы кого-нибудь, кто мог бы меня ей представить?

– Да нет, пожалуй. Если не считать румынской королевы Марии, которая терпеть ее не может, и Манфреда-Августа, который был ее любовником и с которым я встречалась всего один раз в жизни, в Бухаресте, мне никто и в голову не приходит...

И тут раздался спокойный, но вместе с тем торжествующий голос Мари-Анжелины, уже собиравшейся выйти из комнаты, чтобы передать распоряжение маркизы:

– Послезавтра принцесса Мюрат устраивает в своем особняке на улице Монсо благотворительный вечер в пользу Комитета помощи русским эмигрантам... И княгиня Федора там будет!

– Откуда, черт возьми, вы это знаете?! – вскричал потрясенный Альдо, но у госпожи де Соммьер ответ был уже наготове.

– Шестичасовая месса в церкви Святого Августина, разумеется! Ты разве забыл, что именно там План- Крепен добывает большую часть сведений? Но откуда, – продолжала она, повернувшись к своей чтице, – откуда вам известно, что она, как вы говорите, там будет?

– О, она в каком-то смысле главная гостья на этом вечере. В особенности для челяди: она до такой степени щедра, что слуги принцессы Мюрат чуть ли не свечи жгут в ее честь, когда она появляется. И потом, не говоря уж о том, что она украшает собой любое собрание, ее присутствие напоминает о покойной принцессе Ахилл Мюрат, урожденной Саломее Дадиани, мегрельской царице и ее кузине. В доме Мюратов склонны поддерживать воспоминания о коронованных особах.

– Я бесконечно вам благодарен, Анджелина! – воскликнул Морозини, чувствуя, что возрождается к жизни. – Вы, несомненно, лучший источник информации, какой мне когда-либо встречался в жизни. А не знаете ли вы случайно, каким образом я мог бы в течение сорока восьми часов добиться, чтобы меня пригласили в дом, где я не знаю ни одной души, а главное, незнаком с хозяевами? – поинтересовался он, явно поддразнивая старую деву.

Но если он рассчитывал застать ее врасплох, то ошибался. Мари-Анжелина с вызовом поглядела на него.

– Нет, – сказала она, – пока не знаю, но сейчас же узнаю!

И мгновенно выскочила за дверь. А часом позже уже вернулась с информацией, которая показалась Морозини не лишенной интереса: в тот же день после обеда в особняке Друо должен состояться аукцион, на котором предполагается распродать библиотеку старика-генерала, потомка одного из офицеров Великой армии. На продажу выставлены книги, принадлежавшие Наполеону I, а кроме того, письма императора и его маршалов, которые владелец терпеливо собирал на протяжении всей своей жизни. Принц Мюрат болен гриппом и не встает с постели, поэтому на аукцион пойдет его жена с его секретаршей и его сестрой, герцогиней де Камастра.

Альдо прекрасно понимал, какая пропасть лежит между тем, чтобы оказаться на аукционе, среди толпы, в нескольких шагах от дамы, и тем, чтобы заставить эту самую даму пригласить его к себе в дом. Он понятия не имел, как взяться за дело, но ради того, чтобы приблизиться к женщине, державшей в руках «Свет» и «Совершенство», а следовательно – и жизнь Лизы, он готов был на любой безрассудный поступок. Кроме того, он отчасти надеялся и на свою счастливую звезду.

И звезда не подвела, потому что первым же человеком, которого он встретил в вестибюле прославленного парижского зала аукционов, был его друг Жиль Вобрен, антиквар с Вандомской площади, с таким увлечением изучавший каталог, что едва не налетел на Альдо. Только тогда он приподнял тяжелые веки, нередко придававшие его лицу сонное выражение, которое он ловко умел использовать.

– Как! Ты здесь? – воскликнул он, от волнения перестав контролировать легкий средиземноморский акцент, с которым обычно легко справлялся. – Ты в Париже и до сих пор мне не позвонил?

– Я только что приехал, дорогой мой! Сегодня утром прибыл Восточным экспрессом.

– Опять гоняешься по всей Европе за какой-нибудь легендарной драгоценностью? А как поживает твоя жена? Я надеюсь, она приехала вместе с тобой и ты не откажешь мне в удовольствии представить меня ей?

– В другой раз. Лиза со мной не приехала...

Ноздри крупного носа, придававшего антиквару сходство с упитанным Людовиком XVIII, одевающимся на Бонд-стрит, вздрогнули от притворного негодования.

– Как, ты уже оставляешь ее одну дома, хотя вы всего несколько месяцев как поженились?

– Приходится. Я много разъезжаю, а Лиза, которая уже немало попутешествовала, всем прочим городам предпочитает Венецию...

– Не могу поставить ей это в вину, но с твоей стороны очень неосторожно оставлять ее одну: она совершенно обворожительна.

– Я знаю, – безрадостно ответил Альдо, которому вдруг и очень не вовремя захотелось плакать. К счастью, Вобрен уже сменил тему и теперь интересовался, что, собственно, Морозини делает в Друо на аукционе, где не выставлено на продажу ни одной драгоценности. Но тут, не дождавшись ответа, антиквар уже отвернулся от друга, чтобы с изысканностью, достойной двора Людовика XIV, раскланяться с двумя величественными дамами, направлявшимися в зал, у входа в который стояли Морозини с Вобреном. Дамы приветливо улыбнулись, как улыбаются тем, кого высоко ценят, и проследовали своей дорогой; мужчины проводили их взглядом, особенно пристально смотрел им вслед Альдо, у которого царственный вид одной из женщин вызвал смутные воспоминания. Дама была уже немолода, хотя и свежа для своих примерно шестидесяти лет, и ее серебристую седину, прикрытую черным током с вуалеткой, казалось, должна была венчать корона.

– Кто они такие? – спросил Альдо.

– Ты разве не знаешь? Я-то думал, что ты знаешь наизусть весь европейский гербовник, не говоря уж о «Готском альманахе». Это была принцесса Мюрат, урожденная Сесилия Ней д'Эльшинген. Вторая дама – ее сестра, герцогиня де Камастра, и уж ее-то ты, по крайней мере, должен был бы знать, потому что Камастра – сицилийцы.

– Не знаю, в курсе ли ты, что между Венецией и Сицилией есть некоторая разница и определенное расстояние. Да, так ты, кажется, спрашивал меня, что я здесь делаю? Так вот, милый мой, я пришел только затем, чтобы встретиться с принцессой.

– Вот оно что? Но почему?

– Послезавтра она устраивает благотворительный вечер в пользу русских эмигрантов, и я хотел бы туда попасть...

– Интересная новость! Ты так безумно интересуешься теперь русскими эмигрантами?

– Некоторые из них были хорошими клиентами.

– И тебе хотелось бы помочь им посредством... Ах, вот оно что! – внезапно закричал Вобрен, хлопнув себя по лбу.