Лучше было не попадать в число его врагов, да и друзьям иногда доставалось, но он был храбрым, как лев, и он прогнал отсюда турок. Цыгане, – прибавил он, глянув на Мьярку, одну из четырех девушек, которая, услышав имя Влада, остановилась рядом с ними, – цыгане ему чуть ли не поклоняются...
– И даже женщины? Хотя, видит бог, они так от него натерпелись! Говорят, он взрезал животы беременным, чтобы вырвать оттуда ребенка, да и другим, которые притворялись беременными в надежде его разжалобить, он тоже взрезал животы, чтобы доказать им их неправоту...
– Нашим никогда не приходилось на него жаловаться, – перебила его цыганка, – потому что единственная женщина, которую он любил в своей жизни, была из наших...
Черные глаза Мьярки сверкали. Морозини ответил на ее пылающий взгляд беспечной и насмешливой улыбкой:
– Да никто и не спорит. Легенда утверждает, что у него от той цыганки была дочь, которая осталась в этих краях и, в свою очередь, произвела на свет дочь при помощи одного из твоих соплеменников, и так далее, и так далее... Неужели и это похоже на правду? – прибавил он, пожав плечами.
Девушка так стукнула кулаком по столу, что посуда задребезжала:
– Это не легенда, а истинная правда. В этой стране всегда жили дочери Влада и вольных людей. Других детей никогда не бывало! Всегда девочка, всегда одна, и, когда приходило время, она отдавалась цыгану, которого сама выбирала... Они соединялись под звездным небом в ночь, которую указывали им прорицательницы, и женщина производила на свет ребенка при всем племени...
– ...Словно королева прежних времен! Но, если твоя история правдива, значит, одна из этих женщин должна жить и в наши дни?
– Так и есть! Только...
Девушка внезапно умолка, плюнула на пол и, подхватив поднос, который перед тем оставила на свободном столике, ушла в кухню.
– Что она хочет этим сказать? – провожая ее глазами, спросил Альдо.
– О, да то, что... времена изменились! – воскликнул Отто. – Последняя из них нарушила традицию. Она сейчас уже не очень молода, и детей у нее никогда не было. На ней цепь прервалась. Впрочем, она и живет уже не здесь...
Друзья переглянулись, потом Адальбер спросил равнодушным тоном:
– Так где же она живет?
– Недалеко отсюда. Она нашла себе старый замок на первых отрогах гор. Живет там с двумя лакеями- венграми, оба сильные, как быки, и со свирепыми псами, которые удерживают любопытных на расстоянии. Даже цыгане, которые вообще никого и ничего не боятся, не решаются приблизиться к замку. Они довольствуются тем, что проклинают ее и ждут ее смерти.
– Но почему?
– Чтобы завладеть ее трупом и вонзить кол ей в грудь. Они говорят, что она от них отвернулась, потому что продалась дьяволу и стала вампиром. Ни один путешественник из тех, кто туда отправился, не вернулся назад...
– И что же, вы тоже во все это верите?
– Во что? В существование вампиров? В Трансильвании все в них так или иначе верят. Что касается Илоны – ее зовут так же, как звали ее мать, бабушку и прабабушек, – то я не знаю, сколько во всем этом правды. У цыган, знаете ли, богатое воображение, но тут я иногда начинаю думать, что они отчасти правы. У нас говорят: нет дыма без огня...
– У нас тоже так говорят. И... далеко ли отсюда ее уютное жилище?
– Примерно двадцать километров вверх по течению Тирнава-Маре... Только не говорите мне, что вы собираетесь туда заглянуть!
– А надо было бы, – сказал Альдо. – Напоминаю вам, что мы пишем книгу, и читателей наверняка заинтересует такая волнующая история. Какое завершение линии Влада Цепеша!
Шаффнер сходил за бутылкой цуйки и наполнил тойю, крохотный графинчик, который все трое тут же и опорожнили.
– Если вы туда пойдете, я дам вам с собой бутылку цуйки, она вам пригодится. Но вашу даму вам лучше бы оставить здесь. Илона всегда ненавидела женщин... мне кажется, в том числе и родную мать!
– Мы так и хотели сделать.
– И еще надо будет... – Отто смущенно умолк, кашлянул, потом все-таки решился договорить: – Надо вам будет уплатить то, что вы мне должны. Когда вернетесь, тогда будем считать по новой...
– Хорошо еще, что у него хватило такта не сказать «если вернетесь», – заметил Адальбер, когда они поднялись к себе в номера, – только, похоже, он не слишком-то верит в то, что мы вернемся. Как ты думаешь, должны ли мы принимать всерьез его предостережения?
– Предостережение, от кого бы оно ни исходило и в чем бы ни заключалось, всегда надо принимать всерьез. А я вот о чем себя спрашиваю: не прочла ли эта Илона твою знаменитую книжку или, может быть, посмотрела фильм о вампирах? Уж очень все в точности сходится: свирепые псы, заменяющие волков, слуги – мастера на все руки, старый замок... Мне кажется, все это предназначено для того, чтобы отвадить простодушных, но назойливых и любопытных гостей.
– Иными словами, изумруды должны быть по-прежнему у нее, и она их таким образом охраняет?
– Именно так думала Саломея, и Саломее я верю. А наш хозяин, видимо, не в курсе...
– Поскольку не упомянул о них? Подобные вещи чужим не рассказывают. Алчность легко заставляет позабыть страх. Ну, так что мы будем делать?
– Само собой, отправимся туда, и завтра же! Но на этот раз надо уговорить Хилари остаться здесь.
Легко сказать – уговорить Хилари! Когда на следующее утро они спустились к завтраку, мисс Доусон, успокоенная и уверенная в себе, наотрез отказалась остаться в тылу.
– Я не расстанусь с Адальбером, и Адальбер не расстанется со мной, – твердо заявила она. – Куда он, туда и я!
Альдо почувствовал, как в нем закипает ярость.
– Сколько вам лет? – грубо спросил он. – Три года? Или уже четыре исполнилось?
– Двадцать три! – покраснев, ответила она. – Но вам, князь, как джентльмену, следовало бы знать, что дамам таких вопросов не задают.
– Я только хотел кое-что уточнить: поскольку вам уже двадцать три года, вы же сумели их как-то прожить без Адальбера?
– Я не сталкивалась с подобными проблемами.
– Послушайте: нам надо нанести визит владелице одного замка в окрестностях города, она ненавидит женщин и, кроме того, возможно, буйно помешанная. Вы весьма осложните нашу задачу.
– Но я вовсе не мешаю вам идти туда одному! – уколола она Морозини. – В конце концов, вы тоже вполне можете без него обойтись...
– Хилари, – запротестовал Адальбер, – я тоже должен пойти туда, это входит в мои обязанности. Образумьтесь хоть немного!
– Нет. Только не в том, что касается вас. Вы... очень дороги мне, – прибавила она, покраснев еще сильнее, чем прежде.
В эту минуту дверь зала распахнулась, впуская странную процессию: попа в черной рясе и золотой епитрахили, с кадилом в руке, и трех мальчиков, похоже, исполнявших роль певчих. Ни на кого не глядя, священник обошел зал, размахивая кадилом и нараспев приговаривая что-то непонятное, прошел в кухню, где старуха, опустившись на колени, поцеловала ему руку, оттуда – в другой зал, который помещался за кухней, потом вернулся обратно, ласково улыбнулся троим присутствующим, безотчетно вставшим при его появлении, еще немного помахал кадилом и, наконец, направился к двери. У порога Отто тоже поцеловал ему руку, и оба вышли. Слышно было, как заскрипели ступеньки под ногами священника и его свиты... В зале сильно пахло ладаном, и Хилари расчихалась.
– Что это еще за дурацкая комедия? – очень недовольная, воскликнула она.
Но ответ она получила несколько позже – от Шаффнера, и довольно нелюбезный: трактирщик явно давал ей понять, что ему не по вкусу ее возмущение.
– Надо же время от времени освящать дома... Это местный обычай, и мы его придерживаемся!
Но Альдо с Адальбером только переглянулись: они догадались, что хозяин гостиницы счел нужным