завтра увижусь с Брюскони и, может быть, выкуплю у него и зеркало, и фонарь.

– Ах, дон Альдо! Не стоит зря беспокоиться, нынче вы их ей вернете, а через неделю она снова все спустит, чтобы угодить своему варвару.

– Конечно, я ей их не отдам. Во всяком случае, до тех пор, пока она не придет в себя. Не горюйте, Джиневра! И постарайтесь поладить с Дзианом. Он славный парень!

Через три дня Морозини вернулся из Милана вполне довольный: ему удалось не только выгодно продать некоторые вещи с аукциона, но и выкупить все реликвии дома Орсеоло, попавшие в руки его коллеги Брюскони, которого Альдо хотя и не любил, но в одном отдавал ему должное: при всей своей природной хитрости и умении манипулировать сильными мира сего, он никогда никого не обманывал. А с людьми, которые, подобно Морозини, были могущественнее и удачливее его, Брюскони и не думал лукавить: он умел верно оценивать ситуацию. Венецианец располагал всем необходимым: прекрасным положением в обществе, обаянием, княжеским титулом. Брюскони умел при случае довольствоваться и малым, рассчитывая на крупные дивиденды в неопределенном будущем.

Итак, Альдо был доволен своими делами, а по возвращении домой его ждала новость, которая обрадовала его еще больше: накануне приехала его двоюродная тетушка, маркиза де Соммьер со своей неизменной спутницей Мари-Анжелиной дю План-Крепен. Счастливая Чечина на радостях распевала арию из «Нормы» так громко, что ее слышно было даже на Большом канале.

Морозини вошел в лаковую гостиную в тот момент, когда Дзаккария подавал маркизе и ее спутнице шампанское. Было всего лишь пять часов вечера, но что же делать, если маркиза не признавала никаких других напитков, разве только утром пила кофе с молоком, а чай ненавидела и говорила, что это «мерзкое пойло, которое англичане только могут пить ведрами, чуть ли не двадцать четыре часа в сутки».

– Наконец-то явился! – воскликнула маркиза, прижимая Альдо к своей обширной груди, сплошь покрытой золотыми цепочками и всевозможными ожерельями. – А мы уж боялись, что никогда тебя не догоним.

– Не ясно, кто кого догонял, тетя Амелия! Когда я вернулся из Англии и зашел к вам, ваш Сиприен сказал мне, что вы «путешествуете по Италии», и только!

– Большего он и не мог тебе сообщить, мы все время переезжали с места на место. Вспомни, в сентябре ты должен был ехать в Англию, мы тогда отправились к леди Винчестер, ждали-ждали тебя, но ты так и не появился ни в «Ритце», ни в каком-либо другом месте. Мы отправились в Венецию, и тут нам сказали, что ты только что уехал... в Англию. Мина и господин Бюто уверяли нас, будто ты пробудешь там всего две-три недели, ну и мы, переночевав в гостинице, решили пока суд да дело объехать полуостров. Побывали во Флоренции, в Сиене, в Перудже, добрались даже до Рима, но то, что мы там увидели, нас очень огорчило: город просто кишит этими тараканами в черных рубашках, которые вызвали у нас чувство омерзения... Вздумали проверять наши документы только потому, что мы иностранки! Так обращаться с дамами, остановившимися не где-нибудь, а на Квиринале! Все вокруг возмущались: «Как может король идти на поводу у какого-то Муссолини!»

– Вероятно, у него нет другого выхода, – ответил Альдо со вздохом. – Италия после войны оказалась в кризисе, над ней нависла большевистская угроза. Правда, я сомневаюсь, что новый порядок пойдет ей на благо.

– Он пойдет на благо тем, кто на этом обогатится! А их, поверь мне, не так мало. Однако на чем мы остановились... Мы с Мари-Анжелиной уехали первым же поездом. Приезжаем в Венецию, а ты опять исчез!

– К счастью, на этот раз вы решили меня дождаться. Вы и представить себе не можете, до чего же я рад вас видеть! Надеюсь, вы побудете у нас подольше, хотя ноябрь в Венеции не самое лучшее время: осенние приливы, наводнения...

Мари-Анжелина, до сих пор хранившая молчание, восторженно, с придыханием произнесла:

– Я думаю, мне это понравится! Наверное, забавно переходить площадь Сан-Марко по деревянным мосткам!

– Я всегда подозревала, милочка, что в глубине души вы обожаете приключения, – покачала головой маркиза. – Ах да, Альдо, твоего друга Бюто вчера привезли из больницы. Вид у него неважный, но думаю, через пару дней все пойдет на лад: уж Чечина сумеет о нем позаботиться.

– Пойду-ка я к себе переоденусь, но сначала загляну к нему, – сказал Альдо.

Однако Морозини так и не суждено было подняться к себе. Только он направился к лестнице, как в дом вбежал только что приплывший на гондоле Дзиан. Он был сам не свой, и новость, которую он принес, была удручающей.

– Дворец Орсеоло ограбили! – крикнул он с порога. – Прихожу я туда на ночное дежурство, и что же? Джиневра в истерике, а около нее снуют какие-то кумушки. Кругом крики, слезы. Два карабинера безуспешно пытаются добиться от них толкового слова, а я сразу все понял: стекла в шкафах разбиты, серебра нет, вещиц всяких-разных нет... Ах, ваше сиятельство, бежимте скорее! А то полицейские еще и меня, чего доброго, засадят!

– Пошли! А когда, по-твоему, это случилось?

– Да среди белого дня, ясное дело! В одну из бесконечных Джиневриных месс. Она все время уходит в церковь, за день раза три, не меньше.

– И никто ничего не заметил?

– А что разглядишь за оградой сада?.. Одно странно: все замки целы, только мебель попорчена. Можно подумать, у воров были ключи.

Дзиан говорил правду. В доме Адрианы творился страшный беспорядок, и комиссар Сальвини тщетно пытался добиться тишины. Он встретил Морозини с видимым облегчением, уповая, как видно, на то, что все истерички набросятся на вновь прибывшего. Действительно, Джиневра, извергая потоки слез, сейчас же бросилась на колени и припала к его руке, умоляя наконец найти управу на злокозненного варвара. К ее причитаниям присоединился целый хор соседок.

– Счастлив вас видеть, князь! – воскликнул Сальвини. – Быть может, вам удастся хоть что-нибудь понять из воплей этих обезумевших женщин и растолковать мне, кто такой варвар.

– Как раз для этого я и пришел. Позвольте, однако, дать вам один совет. Отошлите-ка вы Джиневру и ее товарок на кухню, пусть приготовят кофе себе, а заодно и нам.

Освободившись от женщин, мужчины обошли дворец, охраняемый двумя карабинерами. Альдо в общих чертах обрисовал ситуацию, объяснив, что варваром Джиневра называет Спиридиона, но, само собой разумеется, умолчав об истинных причинах отсутствия кузины. Альтруистическая версия выглядела вполне убедительно, поскольку страстная любовь графини Орсеоло к музыке была общеизвестна и могла служить вполне надежным прикрытием для ее истинных отношений с чрезмерно привлекательным лакеем.

Затем Альдо добавил, что доверил Дзиану охранять дворец ночью, никак не предполагая, что воры могут явиться днем.

– Кто бы мог подумать! Правда, Джиневра ходит на все дневные службы...

– Каждый день в одно и то же время?

– Вроде бы да. У нее время расписано: заутреня, вечерня и что там еще? Я, честно говоря, никогда не был особенно ревностным прихожанином, – прибавил князь, виновато улыбаясь.

– Я тоже, – отозвался комиссар. – Но регулярные отлучки несложно вычислить. А ключи она уносила с собой?

– Конечно. Дзиан дожидался ее возвращения и уходил по своим делам. Я не часто прибегаю к его помощи, и в свободное время он катает приезжих, ведь гондола – его собственность!

– Он живет в вашем доме?

– Да, и уже много лет. Он холост, и я доверяю ему как самому себе. Иначе разве бы я предложил его донне Адриане?

– В этом я не сомневаюсь! Но вот что странно: нет ни одного следа взлома, ни единой царапины или другого повреждения. Остается предположить, что воры пришли с ключами...

– И никто ничего не заметил?

– Да нет. Одна из соседок часа в четыре развешивала у себя белье и видела, как к черному входу дворца подкатила тележка угольщика. Когда она возвращалась обратно, то увидела двух парней, выходящих из дворца, которые несли за спиной сложенные один в другой пустые мешки из-под угля. Видимо,