не мог, а раз уж там, в Валони, во всем подражают двору короля, и у нас он всегда водился… пока, конечно, месье барон не умер! Но я немного припасла.

Остатки были далеко не так сладки, как то, что Тремэну приходилось пробовать в Иль-де-Франс, во дворце Бурбонов или в кафе квартала Пале-Рояль в Париже. Но Мари была так горда, что он предпочел оставить кофе Феликсу, а себе, желая перебить вкус, потребовал немного яблочной водки, которую успел оценить накануне.

Затем он отправился в свое первое путешествие, отдыхая после завтрака под мерный шаг лошади и предвкушая новые открытия в обновленном свете весеннего дня. На мостике, переброшенном римлянами через Сэру, он на минуту задержался, раздумывая, куда ехать дальше. Феликс говорил, что если следовать течению быстрой реки, то всего через три лье можно достичь устья, затерявшегося в болотах и песках между Ревилем и Сен-Васт-ла-Уг. Но сейчас Гийом не был готов оживить страшные воспоминания даже ради того, чтобы вновь увидеть мирный домик и отважное лицо мадемуазель Леусуа. Он хотел одного — побродить по тем самым местам, что однажды видел лишь мельком, и ощутить крепкие материнские корни: много раз, сидя за прялкой, Матильда вслух мечтала о долине Сэры, которую населила феями, лесными духами, водяными, навеянными рождественскими рассказами. И еще почувствовать, пусть не столь явные, корни отца, ведь Гийом Тремэн-старший был тоже родом из Котантена.

Медленным шагом, не торопясь и время от времени опуская поводья, чтобы ничто не мешало ему предаваться размышлениям, Гийом поехал вверх по течению небольшой реки, любуясь затененными ольхой берегами. Ему попадались утопающие в молодой зелени старые дома, поросшие мхом небольшие мостики, водопады, крутившие колеса бумажных мельниц. Остановившись, он долго смотрел, как с их лопастей бежит вода и стеной падает вниз, рождая легкую пену.

Слишком медленный шаг в конце концов утомил коня, ведь это был великолепный чистокровный жеребец блестящей черной масти, которого он купил в Париже, но назвал Али, в память о майсурском наместнике, друге отца Валета. Завидев дорогу, ведущую в лес, Али смело по ней направился, не дав хозяину времени решить, подходит она ему или нет. Гийом хотел было сдержать коня, но не стал.

— Куда это ты меня везешь? Ты что-то надумал?

Конь, как ему показалось, утвердительно кивнул головой. Потом заржал и бодрым шагом пустился по дороге в глубь леса, где пахло диким щавелем, первоцветом и фиалками, горевшими синим огоньком среди прошлогодней почерневшей листвы. Район Котантена отличался более мягким климатом благодаря теплому морскому течению, и весна в этих краях, несмотря на бури, была ранней.

Тропа шла на подъем среди деревьев; в их ветвях на готовых распуститься почках играл золотистый свет. Проехали часовню в развалинах, затем хижину угольщика, и Гийом, не зная дороги, постарался ее запомнить — так учил его Конока, когда брал с собой на охоту. Лес немного напоминал ему берега Святого Лаврентия, хотя тут не было видно ни пихт, ни кленов: дуб, бук, ясень и вяз царствовали в этом северном мире, расположенном вдали от лесов Индии с их буйной зеленью, духотой и подстерегающими на каждом шагу опасностями. С тех пор как Гийом покинул Коромандельское побережье, он впервые без ясной цели углублялся в лес, а леса Нормандии были ему незнакомы.

Подъем стал круче, но Али, как ни странно, припустил быстрее, будто желая показать, что ехать осталось недалеко. Деревья пошли реже, за ними показался дом, потом еще. Наконец Гийом выехал к старой церкви, окруженной небольшим кладбищем, и ему открылся обширный пейзаж, который он тотчас узнал: они любовались им с повозки дядюшки Кло, когда ехали с матерью из Валони. Но сегодня он казался другим, так как был еще необъятнее. С небольшой, образующей террасу поляны Гийом видел даже то, что находилось дальше Ла-Уг: расположенные за Ревилем острова Сен-Маркуф и песчаные берега Вэй, а за ними прямоугольную колокольню Барфлера, и даже дальше, то опасное место у восточной оконечности Котантена, где в узком проливе у подводных скал бесновался прибой. Благодаря удивительно ясной погоде и лучам склонявшегося к закату солнца любой обладавший хорошим зрением человек мог разглядеть многие детали, а у Гийома, привыкшего всматриваться в морские дали, был острый глаз. Перед ним простирался Сен-Васт и его Длинный Берег, соединявший его с городком в Ревиле, а там — форты и соляные разработки, гордо возвышающаяся на холме церковь и Ревильский замок, небрежно, словно большой пес, лежащий у ее ног. Но особенно его поражало море — бескрайнее, изменчивое, переливающееся, мерцающее расплавленным золотом, подлитым в него солнцем. Оно казалось естественным завершением огромного ковра, сотканного из лугов, рощ и живых изгородей, мирно раскинувшегося у подножия заросшего кустарником скалистого гребня, на краю которого Али окончил свой бег.

Крупный конь не двигался. Он повернул свою острую морду в ту сторону, откуда дул свежий ветер, и, раздувая ноздри, казалось, наслаждался его соленым запахом. Не отрывая глаз от горизонта, Гийом спешился и прошел несколько шагов. Он подошел к церкви, скорее похожей на часовню: ее шпиль словно подмигивал ему двумя щипцами, покрытыми черепицей. За ней виднелись соломенные крыши деревушки. Место казалось заброшенным, но когда путешественник подошел к небольшому входу, то заметил за оградой кладбища человека и направился к нему. Сидевший на обломке плиты крестьянин, по крайней мере, он был на него похож в своем черном, с широкими рукавами плаще из козьих шкур и в длинных гетрах, наполовину прикрывавших его тяжелые грязные ботинки на шнуровке, казалось, о чем-то мечтал, бездумно постукивая вырезанным из ясеня посохом по невысокой траве. Но когда Гийом был уже совсем близко от него, он инстинктивно поднял голову, приоткрыв длинный, довольно изящный нос, голубые выцветшие глаза, бородку с седыми волосами, сливавшимися с его курткой, и шевелюру белеющих волос.

— Прошу прощения, если нарушил ваши раздумья, — вежливо сказал Гийом, — но я хотел бы знать, как называется это место?

— Ла-Пернель.

Голос его был низкий, хриплый и бесконечно печальный. Подумав, что крестьянин наверняка пришел навестить кого-нибудь из близких, Гийом почувствовал себя неловко и, поблагодарив, хотел удалиться, но тот поднялся, обнаружив, несмотря на сутулость, почти такой же высокий рост, как у молодого человека. Машинальным движением он подобрал большую черную шляпу, лежавшую у его ног. Затем он, в свою очередь, внимательно посмотрел на незнакомца, на его рыжую, словно вырезанную смелым мастером голову, и поверх изгороди перевел взгляд на Али, который все стоял том же месте.

— Вы что-нибудь или кого-нибудь ищете? — спросил он наконец.

— Никого не ищу, но что-нибудь, возможно, и найду. Конь привел меня сюда, и я ему за это благодарен, поскольку мне нечасто приходилось бывать в таких красивых местах, как это… Не скажете ли, кому оно принадлежит? — Нет. Может быть, сеньору д'Урвилю, у которого в долине большое поместье… в общем — Богу, ведь тут его пристанище. Да и хорошо, что так…

— Почему?

— Смотрите!

Подняв палку, он обвел в воздухе широкий полукруг.

— Тот, кому принадлежит это место, держит в поле зрения всю страну. Не верьте безмятежности, которую придает ему весна. Зимой сильные бури сотрясают колокольню, к ней жмутся пугливые, жалкие лачуги. Ветер вихрем кружит вокруг нее, словно напоминая скале о том, что ей пришлось вынести за многие тысячелетия, когда море хлестало ее рассвирепевшими волнами…

Странный этот человек возбуждался от собственных слов, как будто хотел рассказать о фантастическом прошлом. Гийом с любопытством смотрел на него.

— Откуда вы это знаете? — спросил он.

— Я это знаю, и древние знали, — отвечал человек, пожав тяжелыми плечами. — Здесь встречаются ветры, прилетевшие со всего света. Но вам, должно быть, это не интересно…

— Больше, чем вы думаете… Я желал бы приобрести хотя бы часть этой местности с подступающими к ней лесами…

— С какой целью?

— Построить дом для своей будущей семьи… Человек покачал головой, вновь пожимая плечами.

— Не надейтесь! Никто здесь не захочет продать землю чужому…

— Я не чужой, — жестко сказал Гийом, которого задела презрительная нотка, прозвучавшая в голосе человека. — Мои предки родом из вашего Котантена: отец был из Монсюрвана, между Лесэ и Кутансом. А мать родилась там, внизу, в Сен-Васт, где ее отец работал на соляных копях…

Они помолчали. Крестьянин отвернулся и тоже стал смотреть на море. Быть может, он считал, что