возле входа развешивалась верхняя расхожая одежда, хомуты, конские оголовья, вожжи, – то, что представляло известную ценность, но использовалось только на улице, так что не нужно было расхаживать по всей избе, чтобы взять нужное. На рундуке спал хозяин, охраняя избу и имущество, здесь он сидел, выполняя мелкие мужские работы: шорничал, сапожничал, плел лапти, корзины и так далее. Этот рундук собственно и назывался коником, потому что изголовье этого мужского ложа представляло массивное бревно с вырезанной на нем конской головой: как мы уже знаем, конь считался оберегом, символом солнца, охранявшем людей и избу от нечисти. Позже эти рундуки стали исчезать, заменяясь лавками, но название «коник» сохранилось, перейдя и на лавку, и на сам мужской угол.
Заодно уж нужно рассказать, какая одежда висела возле двери. Все думают, что крестьяне одевались в кафтаны. Ан нет, кафтан был дорогой праздничной одеждой, и не у каждого он был. Поверх рубахи- косоворотки, называвшейся еще русской рубахой, обычно мужик надевал зипун, длиной до колен, или более короткий полузипунник. Зипун шился из сермяги, грубой и толстой неотбеленной и неокрашенной, природного серого цвета льняной или пеньковой (замашной, замашки) ткани. Был он широкий, без воротника, с открытой грудью, с широким запахом налево (вся народная одежда по старинке застегивалась налево), застегивался на кожаные узелки-гаплюшки или на деревянные костыльки и подпоясывался кушаком.
Надо сказать, что вся народная одежда, начиная от рубах, носилась с кушаками: узкими ткаными «покромками» с кистями или широкими, также специально вытканными цветными собственно кушаками. Ходить без кушака считалось крайне неприлично, как без головного убора, не говоря уже о том, что кушак был оберегом, предохраняя от нечистой силы; в русских монастырях много ткалось покромок с вытканными на них молитвами. Кушак делал одежду – одеждой: женщина в неподпоясанной рубахе считалась как бы в исподнем, в белье, по-нашему, а подпояшется – и можно идти в одной рубахе куда угодно, это уже как бы платье. Крохотные ребятишки, даже порточков еще не носившие, бегали в одних длинных рубахах, но подпоясанными; а если выскочит такой карапуз на улицу распояской, мать его вдогонку так кушаком через плечо вытянет, что в следующий раз он уже не забудет подпоясаться. Повязывались кушаком опять-таки не так, как это делают на сцене артисты из «народных» хоров: длинный кушак несколько раз оборачивался вокруг поясницы и концы его с боков затыкались под сам кушак.
В холода вместо зипуна надевался овчинный полушубок. Обычно полушубки были нагольные, но праздничные полушубки были крытые, то есть покрывались какой- либо тканью, лучше всего сукном. Так полушубок лучше сохранялся: овчина I ведь очень непрочная и легко намокает. Покрой старинных полушубков опять-таки непохож на наши не то полушубки, не то шубы. Был полушубок короткий, шился в талию, с отрезной выкройной спинкой и сборками на пояснице, с широким запахом налево и на крючках. Рукава его в плечах были широкие и не мешали движениям, а в запястьях узкие, чтобы не задувал ветер. По обшлагам, косым прорезным карманам, полам и борту полушубок оторачивался мехом, и воротник был у него в виде низкой меховой стойки, продолжения оторочки.
На улицу, особенно в дорогу в любое время года поверх зипуна или полушубка, а то и просто рубахи надевался армяк. Шился он из армячины, толстой и плотной грубой ткани, пеньковой, смешанной с шерстяными нитками. Армячина даже на вид выглядит теплой. Обычно армячина красилась дубовой или ивовой корой в красновато-коричневый цвет, и это дубление придавало ей дополнительную стойкость. Армяк был одеждой халатного покроя, колоколообразный, с широкими клиньями по бокам. Рукава его были длинные и широкие, так что под армяк можно было и полушубок, и зипун надеть, запах широкий, и широкий отложной шалевый воротник. Застегивался армяк всего на одну большую пуговицу на груди и подпоясывался кушаком. Слегка вытянув ткань из-под кушака, создавали широкую пазуху, куда в дорогу можно было положить и кусок хлеба, и трубку с кисетом, кремнем и огнивом, а то и маленького ребенка сунуть, чтобы ему тепло было на морозе. Такого же покроя, но почти до земли, был зимний овчинный тулуп. Надевали его только в дальнюю дорогу, если, конечно, он имелся, например, в извоз. Наденет мужик тулуп поверх зипуна или полушубка, запахнется в широкий тулуп, поднимет шалевый воротник выше головы, засунет руки в широкие рукава, завалится боком на сани, подожмет ноги под длинные широкие полы, и едет по морозу, как на печке. А если лошадь распряглась или воз завалился, тут же можно сбросить свободный тулуп и в одном полушубке работать.
Кафтан шили из покупного фабричного сукна, синего или черного, иногда еще и оторачивая его черным плисом. Это была одежда до колен (бывали и короткие полукафтанья), в талию, с выкройной, плотно прилегающей спинкой, со сборами на талии, с косыми прорезными карманами, узкими рукавами, застегивавшаяся на большие медные пуговицы; были кафтаны однобортные и двубортные. Воротник низкий, стоечкой или неширокий отложной. Такой же праздничной одеждой такого же покроя, только ниже колен, был пониток, шившийся из так и называвшейся ткани, у которой основа была льняная, а уток шерстяным.
Богатеи могли иметь и другую одежду. Например, поддевку, выше колен, черного или синего сукна, с выкройной спинкой, в талию, со сборами сзади, двубортную, на крючках, с низким воротником-стойкой. Носили и суконные казакины такого же покроя, но короткие и однобортные, на крючках. Были и суконные синие и черные чуйки, покроем похожие на зипун, но длинные и отороченные беличьим мехом. Те, кто тяготел уже к купечеству, надевали длинные, в талию, крытые сукном бекеши, отороченные мехом, с отложным меховым воротником, либо сибирки – длиннополые двубортные сюртуки господского покроя, с большими медными пуговицами. А в южных губерниях популярны были казачьи чекмени, суконные, тоже черные или синие, двубортные или однобортные, чуть ниже колен, в талию, на крючках, с низким воротником-стойкой. Все это была щеголеватая, хорошо сидевшая одежда. Недаром помещики-степняки, особенно во второй половине XIX в., когда в большой моде был великорусский патриотизм, также одевались в поддевки и казакины, только тонкого английского сукна: на качество ткани их патриотизм не распространялся.
Что касается деревенских женщин, то у них специальной верхней одежды не было, как, впрочем, довольно долго не было и особой верхней городской одежды у дворянок: нечего бабе по улицам шастать, пусть дома сидит, хозяйством занимается. Так что женская одежда в деревне была той же самой, что и у мужчин: полузипунники, полукафтанья, полушубки, понитки. Единственное было отличие: она ярко украшалась нашивками из лент или аппликацией.
Не было у баб и верхних головных уборов: по будням поверх повойников повязывались платками, а по праздникам надевали на юге, где бытовали поневы, сложные кички (однодворки с андараками носили кичкообразные кокошники в виде шапочки), а на севере – кокошники, на которые сверху накидывались платки. Зато у мужиков были разнообразные валяные из поярка (тонкой шерсти годовалой овцы) шляпы разнообразных типов: самые простые «валянки» в виде колпака с отворотом, гречневики с узкими полями и слегка суживающейся тульей и еще около десятка типов шляп. Зимой надевался овчинный малахай с невысоким стоячим передним козырем и широкой, отворачивающейся вниз задней частью; их еще называли треухами. Тип нынешней мужской шапки-ушанки – поздний, городского происхождения. Без шапки на улицу не показывались, равно как входя в помещение, шапку непременно «ломали», снимали, абсолютно обратно тому, что сейчас мы видим в нашем сплошь культурном обществе: по улице можно ходить без головного убора, но зато в общественных зданиях все ходят в шапках, ничуть этого не стесняясь.
Верхняя обувь обычно оставлялась в сенях или у двери: по избе, особенно чистой северной, зачастую ходили босиком, чтобы не нагрязнить. Самой распространенной и мужской, и женской обувью были лапти. Лапти плелись из липового или вязового (так называемые вязни) лыка, с круглой прямой или овальной головкой, на одну ногу или левые и правые, прямого или косого плетения. Плели их обычно старики, уже непригодные для другой работы, или подростки, но вообще-то каждый мог сплести себе лапти. Только Петр Великий, который, как известно, любил всякое мастерство и старался овладеть всяким рукомеслом, однажды плел-плел лапоть, но не смог свести задник, да так и бросил лапоть с досады в угол. Плелись лапти кочедыком, инструментом, напоминающим большое кривое шило, железное или даже деревянное, из березового сучка. Лапти были не слишком прочны, и для большей прочности их иногда «подковыривали» кочедыком, пропуская меж лык расплетенную веревку: лапти с подковыркой были сложнее в работе, зато и служили долго. Из старых, разбитых молотком веревок плелись рабочие чуни или шептуны. Лапоть плелся на колодке, практически безразмерный, но на задке у него были две петли, позволявшие немного стянуть верх, чтобы лапоть лучше сидел на ноге. В лапти на ногу наматывали онучи, длинные полосы ткани, летом холщовые, зимой суконные. Они наматывались до колен и обвязывались оборами, мочальными веревочками, завязывавшимися под коленом. Лапти были в высшей степени удобной обувью, намного превосходившей западноевропейские
