именно так воспринимала пышную природу и яркую цветовую гамму родного края.

Эшли попыталась представить себе, как должен выглядеть этот Коллин Деверелл. Мелани назвала его привлекательным. То, что он богат, не вызывало сомнений. Воображение нарисовало ей высокого мужчину лет под пятьдесят, со значительным серьезным лицом и проницательным взглядом. Темные волосы, едва тронутые сединой. Умный, аристократичный. Нефтяной магнат. По словам Мелани, один из самых известных холостяков в Нью-Йорке, на которого имеют виды многие. Опираясь на эти рассуждения и еще раз оглядев зал, Эшли пришла к выводу: по крайней мере сейчас мистера Деверелла здесь не было.

– Вы, по-видимому, испытываете особую нежность к этой картине? – прервал ее размышления низкий звучный мужской голос.

Вздрогнув, Эшли обернулась. Слева от нее стоял высокий, стройный, прекрасно сложенный мужчина, которому только-только перевалило за тридцать, с густыми волнистыми каштановыми волосами, энергичными, резкими чертами лица и напряженным взглядом карих глаз. Мелькнула мысль, что франтоватый черный смокинг ему очень идет, однако внимание Эшли тут же приковала его улыбка. Удивительная, обезоруживающая улыбка.

– Простите? – Она не была уверена, что уловила смысл сказанного.

– Эта картина… Она вам чем-то лично дорога?

Эшли перевела взгляд на картину и кивнула.

– В каком-то смысле. – Она улыбнулась. – Можно сказать, напоминание о счастливых временах.

– Понятно. – Некоторое время незнакомец внимательно разглядывал картину. – Мне она тоже нравится. Что-то есть в ней от великих импрессионистов – Моне, Сезанна…

– Насколько я понимаю, вы любите импрессионистов. – Улыбнувшись, Эшли допила вино.

– Импрессионистов, ренессанс – все, кроме абстрактной живописи.

– Вам не нравится современное искусство? – спросила Эшли, вопросительно подняв бровь.

– Если, глядя на картину или скульптуру, я должен спрашивать, что на ней изображено, это, по-моему, не искусство, – с усмешкой ответил незнакомец.

Эшли рассмеялась. Уже давно – очень давно! – ничто не заставляло ее смеяться. Этот человек, кто бы он ни был, сумел пробудить в ее душе что-то, похороненное, казалось, навечно.

– Вы говорите, как… – Она резко смолкла, осознав, какое слово вертелось на языке. «Вы говорите в точности как Брендон» – вот что едва не вырвалось у нее. Улыбка погасла. – …как человек, которого я когда-то знала.

Он улыбнулся:

– Надеюсь, это можно воспринять как комплимент.

– Да, – кивнула Эшли.

– Приятно слышать. – Мужчина помолчал. – Теперь, познакомившись с художницей, я рад, что купил так много ее работ. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что не приобрел их все.

– Купили много моих работ? – Во взгляде Эшли вспыхнуло удивление. – Значит, вы?..

Он галантно протянул ей руку и одарил улыбкой, способной покорить сердце любой женщины.

– Позвольте представиться. Меня зовут Коллин Деверелл.

Эшли залезла в ванну, погрузилась в горячую, ароматную, пузырящуюся воду, над которой поднимался пар, и постаралась расслабиться. Впрочем, полностью ей это не удалось, как никогда не удавалось в последнее время. С вечера открытия выставки, с того самого момента, когда возникло подозрение, что в ее отсутствие кто-то побывал в квартире, она нервничала, оставаясь здесь одна. В особенности по вечерам. Случившись однажды, такое могло повториться, даже когда она была дома.

Попытавшись выкинуть эти мысли из головы, Эшли стала думать о предстоящем вечере. Он обещал быть по меньшей мере интересным. Обед с Коллином Девереллом в ресторане, где она еще не бывала, – «Чудо явления голубя». Когда в галерее Деверелл представился, у нее даже мысли не возникло, что за этим может последовать приглашение на обед. Однако он ясно дал понять, что «нет» в качестве ответа его не устроит. К тому же Эшли была очень ему признательна. Купив почти все ее картины, он способствовал тому, что выставка имела просто сенсационный успех.

Вообще-то никакой тяги к общению у нее сейчас не было, но ей вполне хватало ума понять, что поддерживать это знакомство в ее интересах. В конце концов, Деверелл – коллекционер, состоятельный человек, щедрый покровитель художников. Именно его восхищение работами Эшли дало ей средства для борьбы за то единственное, что сейчас имело значение, – возвращение сына. Деверелл сможет обеспечить необходимую финансовую поддержку, если и дальше будет интересоваться ее пейзажами.

«И если даже он интересуется не столько ими, сколько мной лично, – думала она, – что с того?»

Эшли глубоко вздохнула, выбралась из ванны и, стоя на выложенном плитками полу, потянулась за полотенцем. Вытерлась, обрызгала тело душистым лосьоном. Наблюдая за водой, утекающей в отверстие ванны, снова вспомнила тот вечер, когда впервые встретилась с Коллином Девереллом. Из всех присутствующих на выставке он был, безусловно, самым привлекательным человеком. Обаятельным, предупредительным, разбирающимся в искусстве. Последнее обстоятельство, конечно, удивления не вызывало, учитывая все, что ей рассказывали о его личной коллекции. Вот почему, не стремясь к развитию отношений с кем бы то ни было, Эшли без колебаний приняла приглашение на обед.

Повесив полотенце, она накинула на себя черный шелковый халат в духе традиционных японских кимоно. Затянув широкий красный пояс, босиком прошла в спальню и распахнула створки шкафа. Придирчиво оглядев длинный ряд туалетов, остановила выбор на темно-фиолетовом платье из тонкой шерсти, с рукавами, сужающимися к запястью, и слегка расширенными плечами. То, что нужно, решила Эшли. Элегантно, но не вызывающе. Пара черных лакированных туфель и маленькая вечерняя сумочка того же цвета отлично довершат наряд.