что на тушение пожара ушло несколько дней; бутылки плавились и взрывались. Все могло быть еще хуже, если бы один из рабочих не выпустил огромные резервуары горючего абсента в протекавшую по соседству реку Дуб, что придало ей запах абсента на целые мили. Барнаби Конрад рассказывает, что это происшествие принесло неожиданные плоды для геологии. Геолог Фурнье верил, что река Лу, протекавшая в тринадцати милях от Понтарлье, связана с рекой Дуб подземными каналами, и попытался это доказать, вливая флуоресцентные вещества в Дуб и следя за их движением, но тщетно. Однако, подойдя к реке Лу через три дня после взрыва на фабрике, Фурнье увидел, что вода приобрела знакомый молочный желто- зеленый цвет, и почувствовал запах алкогольных паров, напоминающий дыхание пьяницы.
Популярность абсента резко возросла во время французских колониальных войн в Северной Африке, которые начались в 1830 году и достигли пика в 1844 — 1847 годах. Французским военным выдавали определенное количество абсента для профилактики малярии, дизентерии и других болезней, а также для дезинфекции питьевой воды. Он оказался настолько эффективным, что прочно вошел во французскую армейскую жизнь от Мадагаскара до Индокитая. В то же время в войсках Северной Африки стали все чаще встречаться случаи параноидной шизофрении, называвшейся «l e cafard». Среди французских колонистов и эмигрантов в Алжире тоже распространилась мода на абсент, и если арабы хотели приобрести его на черном рынке, им было достаточно украдкой подойти к французскому солдату и намекнуть на то, что верблюды страдают глистами.
Колониальные ассоциации очень устойчивы. Много лет спустя мсье Рикар, владевший крупным производством анисовой водки, ради рекламы проехал по Елисейским полям на верблюде. Когда французские военные из Африканского батальона вернулись во Францию, они привезли с собой и свое пристрастие к абсенту. Африканский батальон прославился во время чрезвычайно успешных войн, и стало благородным, даже эффектным пить абсент на парижских бульварах. Вскоре эта привычка перешла от военных к буржуазии. Так началась золотая эра абсента, короткая пора, когда он еще не стал проблемой. Позднее, когда все, связанное с абсентом, резко изменилось, во Франции вспоминали это время с тоской.
Питье абсента было одной из определяющих черт парижской жизни во время Второй империи, правления Наполеона III, которое длилось с 1852 до франко-прусской войны 1870 года. После подавления революций 1848 года, буржуазия получила полную власть, на изменчивом фондовом рынке сколачивались и терялись огромные состояния. Это была золотая эра оперы, проституции в высших классах общества и беззастенчивого потребительства.
Респектабельный буржуазный обычай пить абсент стал практически повсеместным. Тогда считалось, что абсент улучшает аппетит перед ужином. Время между пятью и семью часами вечера называлось «l’heureverte», «зеленым часом», и в эту пору запах абсента носился в предвечернем воздухе бульваров. Учитывая его крепость («Перно», пожалуй, самая уважаемая марка, содержала 60 процентов алкоголя или 120 градусов, то есть была почти в два раза крепче виски), питье абсента было и приятным ритуальным способом завершить день и перейти в вечернее настроение. Поначалу считали, что можно выпивать только одну порцию.
Строгий промежуток времени, отведенный для питья абсента, до некоторой степени защищал людей от злоупотребления. Можно было пить абсент перед ужином или даже выпить стакан перед обедом, но если бы кто-то пил всю ночь, это «faux pas» [42] вызвало бы презрительное удивление официантов. И все-таки риск был с самого начала и увеличивался по мере того, как люди стали приобретать вкус к напитку. Писатель и критик Альфонс Доде обвинял абсент в распространении алкоголизма и писал другу Эрнеста Доусона Роберту Шерарду: «До этих войн „Алжирских“ мы были очень трезвым народом». Сам Шерард отмечает, что более или менее респектабельному любителю абсента было стыдно слишком много пить на людях, и он вскоре научился переходить из одного кафе в другое:
Он выпивает первый абсент в одном кафе, второй — где-нибуць еще, а десятый или двенадцатый в десятом или двенадцатом кафе. Я знаю одного очень знаменитого музыканта, который обычно начинал пить в «Cafe Neapolitain», а заканчивал на Северном вокзале…
Шерард сообщает, что некоторые марки абсента содержали 90 процентов чистого спирта, в три раза больше, чем бренди.
Кроме того, это коварный напиток, и привычка к нему быстро овладевает своей жертвой, которая рано или поздно отказывается от попыток обуздать свою страсть… У людей, которые никогда в своей жизни не пробовали абсента, привычные результаты злоупотребления — хриплый гортанный голос, блуждающий, тусклый взгляд, холодные и влажные руки… Горькие настойки, и даже, как полагают некоторые, безобидный вермут, если их некоторое время употреблять в чрезмерных количествах, приведут к эпилепсии, параличу и смерти. Абсент выполняет свою работу быстрее.
Алкоголики всегда высоко ценили абсент, но вскоре он начал привлекать более широкий круг новообращенных, и его меняющийся образ стал оказывать особое воздействие на три новые группы: представителей богемы, женщин и, наконец, рабочий класс.
Английский писатель Х. П. Хью ярко живописует Зеленый час на Монмартре. Он, собственно, длится больше одного часа и, переходя в сумрачный мир богемы, может затянуться на всю ночь.
Когда наступает вечер, можно с изумлением увидеть, как полоски света постепенно выползают наружу по мере того, как улицы загораются одна за другой, и весь город выстраивается у ваших ног в огненные линии. Вращаются красные мельничные крылья Мулен-Руж, прожектор Эйфелевой башни касается Сакре-Кер и белит тысячелетнюю церковь Святого Петра. Когда тихие жители холма идут спать, просыпается другой Монмартр. Этот полуночный Монмартр — странный этюд в серых тонах, происходящее и происшедшее, происшедшее и происходящее. Художники, полные надежд, поэты, способные остро ощущать только какую-нибудь девицу, а бок о бок с ними — тревожные лица неопрятных женщин и мужчин с усталыми, бегающими глазами.
Воздух пропитан тяжелым, тошнотворным запахом. «Час абсента» на бульварах начинается примерно в полшестого и так же смутно заканчивается к половине восьмого, но на холме он не кончается никогда. Дело не в том, что это — прибежище пьяниц в каком-либо смысле, просто мертвенно-опаловый напиток длится дольше, чем любой другой, а цель Монмартра — как можно дольше задержаться на террасе кафе, наблюдая, как мир проходит мимо. Проведя час в действительно типичном, облюбованном представителями богемы месте, получаешь гуманитарное образование. Здесь нет беспечного веселья Латинского квартала, зато вы найдете мрачную насмешку над смертью и гибелью.
Между богемой и абсентом, самым мощным и, казалось бы, самым интеллектуальным напитком, почти сразу же родилось сильное влечение. У богемы всегда была мрачная и напряженная сторона, она была не кругом, а, скорее, стадией карьеры — порой безвестности начинающих писателей и художников, которые могли в один прекрасный день оказаться среди членов Французской Академии, а могли закончить дни в сумасшедшем доме, благотворительном приюте или морге. Для многих представителей богемы эта стадия продолжалась всю жизнь или вплоть до какого-нибудь происшествия. После того как Анри Мюрже, автор «Сцен из жизни богемы», умер в 1861 году в возрасте 39 лет, один из братьев Гонкур написал в их журнале:
Эта смерть поразила меня как смерть богемы, смерть от разложения. В ней соединились вся жизнь Мюрже и весь мир, который он изображал: оргии ночной работы, время бедности, за которым следовало время пиршеств, запущенный сифилис, взлеты и падения бездомности, ужины вместо обедов, стаканы абсента, приносящие утешение после ломбарда, словом — все, что выматывает человека, сжигает и в конце концов убивает…
Абсент, несомненно, был профессиональным напитком интеллектуалов и начинающих художников и поэтов. Флобер говорил о литературной жизни того времени:
Быть драматургом — не искусство, а профессиональный трюк, и я сумел ухватить его у одного из тех, кто им владеет. Вот он. Прежде всего выпейте несколько стаканов абсента в «Cafe du Cirque». Затем говорите о любой пьесе: «Неплохо, но нужно сократить», или «Игры, игры не хватает».
Самое главное, говорит Флобер, ни в коем случае не сочинять самому: «Как только вы напишете пьесу… вам конец».
Дает Флобер и приятную светскую формулу парижских клише об абсенте в своем «Лексиконе прописных истин»:
