Мы с Тома оба согласились, что моя борьба-в-защиту-писательского-искусства-от- давления-средств-массовой-информации подождет. Мы поднялись на второй этаж, в кабинет Клод Далла Торре, одной из пресс-атташе издательства: у нее единственной работал телевизор. TF1 транслировал LCI, который транслировал CNN: было видно, как второй самолет направляется прямиком на уцелевшую башню; второй небоскреб был похож на олимпийский огонь или на торнадо, как на афише «Смерча». Молодые ведущие выпуска выглядели недоумками. Они старались как можно меньше говорить и торчали для мебели на переднем плане, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость, которую потом будут повторять ближайшие лет тридцать. Скоро кабинет Клод оказался набит битком: у Грассе любой предлог годится, лишь бы не работать. На происходящее каждый реагировал по-своему.
Самовлюбленный: – Ну и ну! А я-то был там, наверху, меньше месяца назад!
Статистик: – Боже, сколько же народу там внутри? Наверно, тысяч двадцать погибло!
Изгой: – Теперь, я чувствую, в ближайшие месяцы все легавые будут цепляться к моей иностранной физиономии.
Беспокойная дама: – Надо обзвонить всех наших тамошних друзей, выяснить, как они.
Лаконичный: – Н-да, ну, это уже не смешно.
Агент по маркетингу: – Это замечательно для рейтинга, надо купить время на LCI!
Вояка: – Мать вашу, да ведь это Третья мировая война.
Сторонник мер безопасности: – Надо, чтобы в каждом самолете были полицейские и бронированные кабины для пилотов.
Пророк: – А, ну об этом я давно говорил, и даже писал.
Журналист: – О-ля-ля, мне надо срочно сделать комментарий для «Europe 1».
Узколобый антиамериканист: – Вот что выходит, когда хотят править всем миром.
Фаталист: – Рано или поздно это должно было случиться.
Минуты шли, а мы все смотрели и смотрели, как загипнотизированные, на одну и ту же повторяющуюся картинку: рейсовый самолет врезается прямо в башню (он не пытался ее обогнуть, он целил в нее, словно его притягивало магнитом, и башня заглатывала его, изрыгнув оранжево-черный огненный шар), шутки иссякли, лица вытянулись, люди садились, звонили сотовые, под глазами залегали тени. Громада трагедии постепенно наваливалась на наши плечи. Мы все горбились. Короче, когда третий самолет упал на Пентагон, уже никто ничего не говорил. Ни хрена себе, небо буквально обрушилось им на голову. Остальное вы знаете: когда обвалилась Южная башня, а за ней, в 16.30 по французскому времени, Северная, вокруг царило всепланетное отчаяние. Я был бледен как мел, не помню, попрощался я с Франсуазой Верни, спускаясь по лестнице, или нет. Домой я пошел пешком. В какой-то момент, на улице Сент-Андре-дэз-Ар, зазвонил телефон. Это был Эрик Лорран, коллега-романист, печатающийся в издательстве «Минюи»; он как раз закончил книгу, действие которой происходило в Соединенных Штатах («Руками не трогать», не слушайтесь заглавия, очень советую почитать). Он сидел без работы и хотел предложить свои услуги в литературной передаче. Уж не знаю почему, но он был не в курсе.
– Прости, Эрик, мне как-то не по себе, ну… Сегодня такой странный день…
– Да? а что случилось? Ты не в порядке?
– Э, ну, обрушились обе башни Всемирного торгового центра, всюду эти самолеты, как снег на голову, Пентагон горит, и все такое…
– Нет, кроме шуток, я серьезно, если есть работа, я бы пошел, я сейчас на жуткой мели.
Он никак не мог мне поверить и был прав. У меня всегда была эта проблема: мне не верили, что бы я ни делал, даже когда я говорил правду. Все потому, что я сколотил состояние, критикуя богачей. Я выглядел циником, который без конца издевается над цинизмом. Даже когда я говорил «Я люблю тебя», мне никогда не верили. Следующий звонок – дочери, я только хочу узнать, где она находится. Хлоя недоступна, мама выключила ее мобильник. Пришлось ждать добрых полчаса, прежде чем мне перезвонила няня: малышка ходила в кукольный театр и смотрела «Трех поросят». Мне повезло: в тот день никакой «боинг» не врезался в Люксембургский сад. По телефону Хлоя рассказала мне о спектакле:
– Это история про волка, он хотел съесть поросят, но они спрятались в каменный домик, и волк их не съел.
Я подумал, что зря мы с пеленок забиваем детям голову всем этим враньем.
8 час. 57 мин
Концерт для кашля, чихания, перхания и предсмертных хрипов.
Странно, почему это не пришло в голову никому из авангардных музыкантов. Даже Джону Кейджу? А ведь у него такое говорящее имя. Мы слушаем концерт для кашля в прозрачной клетке. Я вспоминаю путешествие на остров Реюньон, мы с Мэри возили детей посмотреть на действующий вулкан. Выбросы серы, удушающая жара, Джерри и Дэвид кашляют и плюются; теперь мне казалось, что я очутился там снова. Всемирный торговый центр – это извергающийся вулкан. Когда мы вернулись обратно в «Windows on the World» (107-й этаж), я видел только одно решение проблемы: заткнуть все входы и выходы нашими рубашками и куртками, закрыть противопожарную дверь, затянуть все отверстия мокрыми салфетками, поставить перевернутые столы перед вентиляционными решетками и ждать спасателей. В ресторане с северо-восточной стороны (где меньше дыма) сбились в кучу клиенты из Risk Water Group. Кое-кто, вскарабкавшись на колонны, высовывает голову в окно. Там еще есть место для трех, может, четырех человек, если потесниться и встать друг другу на плечи. Я залезаю на стол и поднимаю Джерри и Дэвида, чтобы они по очереди подышали свежим воздухом. В главном зале и перед стойкой бара дым лежит на земле, словно водоносный пласт.
Люди начинают понимать, что попали в ловушку. Администраторшу и шеф-повара донимают вопросами. Что говорится в планах эвакуации? У вас нет плана здания? Им приходилось чуть ли не с кулаками объяснять, что они сидят в том же дерьме, что и мы. Толстуха-официантка, пуэрториканка по имени Лурдес, помогает мне подносить детей к окну.
– Не волнуйтесь, – говорит она, – нас обязательно спасут. Я была здесь, когда в феврале 93-го взорвалась бомба. Слышите полицейские вертолеты?
– Но как вы хотите чтобы они нас вытащили? Это слишком опасно, они не могут подлететь к фасаду!
– Well, в 93-м они довольно много народу эвакуировали через крышу.
– Damn it! You’re right! Gimme a hug