— Я сказал неправду, — согласился князь. — Но я и сам не знаю, любовь ли это.

— Она что же, из низкого рода?

— Наоборот! Из самого высокого.

— Не называйте мне имени вашей избранницы, расскажите, что было между вами, и я попытаюсь определить, сколь глубоки ее чувства к вам.

— Это было на свадьбе ее сестры. В Яссах. Я танцевал с нею после Петра Потоцкого, и она спросила меня: «Вам понравилось подвенечное платье моей сестры?» — «Такого великолепия я еще не видел», — ответил я. «А понравилась ли вам моя сестра? — спросила она. — Только говорите правду». — «Красота вашей сестры подобна самой звездной, самой строгой и прекрасной ночи, но ваша красота подобна раннему нежному утру», — так я ответил ей, и она улыбнулась мне и сказала: «На этом главном празднике моей сестры все, будто сговорившись, превозносят мои достоинства, но как вы думаете, к тому времени, когда придет пора выходить замуж мне, я подурнею или похорошею? Только говорите правду». — «Не знаю», — ответил я, и она засмеялась. «На вашем месте пан Потоцкий сказал бы: «В день вашей свадьбы солнце не явится на небосвод, потому что солнце будет одно». Он так и сказал мне, когда мы танцевали. Не правда ли, сегодня великолепно?» — «А мне хочется на улицу, там столько забав для народа», — так я ей сказал, и она обрадовалась. «Давайте убежим из дворца. Я переоденусь в юношу, и нас никто не узнает…»

Князь Дмитрий замолчал.

— Вам удалась затея? — спросила пани Ирена.

— Удалась. Было очень весело. На площади являлись замки, они сгорали, разбрызгивая звезды. Потом возник великан. Он победил огромного, с башню, льва, а потом ужасающего дракона.

— И что же ваша избранница?

Князь Дмитрий, розовея, опустил глаза:

— Ничего!

— Я смогу помочь вам только в том случае, если буду знать всю правду.

Князь Дмитрий посмотрел на пани Ирену, словно очнувшись от наваждения. Это был взгляд князя.

— Боюсь, что мне никто не поможет. Она теперь в Серале турецкого падишаха. Она заложница.

— Но ведь это прекрасно! — воскликнула пани Ирена. — Чем дольше ее продержат в Серале, тем больше у вас шансов получить ее руку.

— Вы хотите сказать, что я молод? — в голосе князя вдруг зазвенели предательские слезы. — Но ведь я и вправду мальчишка. Ах, уснуть бы на два года! Мне так их недостает.

— Какие у вас глаза! — пани Ирена подалась через скатерть, и ее губы были теперь так близко, что князь Дмитрий ощутил дыхание. Оно показалось ему розовым. — Позвольте, я вас поцелую!

— О нет! — князь вскочил на ноги. — Я ведь здесь на молитве.

Пани Ирена засмеялась. Потихоньку, а потом громко.

— Простите! — князь Дмитрий поклонился и сбежал с холма.

Он привел ей лошадь, помог сесть в седло.

— Вы — милый, — сказала ему пани Ирена. — Только с вами княжна Роксанда, дочь молдавского господаря Лупу, испытает истинное счастье. Помолитесь за меня.

Она стегнула лошадь хлыстом и ускакала.

Верстах в двух от скита пани Ирена встретила всадницу.

— Пани Хелена, уж не к старцу ли Варнаве вы так спешите? — Ядовитая улыбка исказила розовые губы Деревинской, а в синих глазах ее загорелись зеленые огни.

— Ах нет! — солгала пани Хелена. — Я еду проведать жену полковника Кричевского.

— На хутор пана Кричевского есть более короткая дорога.

— Та дорога после дождей вязкая, — возразила пани Хелена.

— А вы знаете, какое изумительное открытие я сделала? — Зеленые огни в глазах пани Ирены пожрали всю синеву. — Князь Дмитрий-то — нецелованный!

— Какой князь Дмитрий? — совсем неумело удивилась пани Хелена. — Я не понимаю вас!

— Кланяйтесь от меня пани Выговской, у нее истинно голубиное сердце.

Пани Ирена тронула лошадь, но обернулась:

— Вы после моей истории с его преосвященством не боитесь одна ездить?

— Но вы-то ведь не боитесь.

Пани Ирена похлопала ладонями по седлу.

— У меня пистолеты! И я отныне вверх стрелять не стану.

Земля потрескалась, хлеба пожелтели, полысели луга, сады окутала паутина, черви пожрали листья.

Молитвы и богослужения не помогли. Бог не слышал стенаний грешников. Два года подряд, в 1645 и 1646 годах, Украина страдала от саранчи. Новая весна началась теплыми дождями, дружным цветением, обилием трав и — словно косой ее ссекли. Разразилась серая духота.

Даже речки укротили свой бег. Едва-едва шевелились, а маленькие-то и вовсе сквозь землю ушли.

Пани Мыльская позвала к себе домой на угощение трех самых мудреных старух: Лукерью, Матрену и Домну. Всем им было за семьдесят, но горилки они выпили добрых полведра, потешили хозяйку старой песней, а потом губы платочком отерли, угощение похвалили, поклонились и сказали разом:

— Спрашивай.

Пани Мыльская собиралась мудреных старух ненароком на нужный разговор навести, а тут уж деваться было некуда — гостьи и вправду мудреные попались.

Пока пани Мыльская, морща лоб, собирала по закуткам слова, чтоб своего достоинства не уронить, а гостей не обидеть, старшая из них, Домна, сказала:

— Сами дождя мы тебе добыть, пани хорошая, не можем. Не по нашей силе. А посоветовать — посоветуем.

— Хорошо бы ребятам малым, душам безвинным, дождика покликать, — предложила Лукерья.

— Так пусть покличут, — согласилась пани Мыльская.

— Коли туча не придет, у Дейнеки дождик нужно будет поискать, на хуторке ее, — посоветовала Матрена. — Слух был, наши хохляцкие ведьмы дождик в Польшу продали, на семь лет. Утренней звезды-то не видать!

— Так вы уж не оставляйте меня, — попросила пани Мыльская, — помогите у Дейнеки поискать. Я ведь и не знаю, чего искать-то нужно.

— Звезду нужно искать, — объяснила Матрена. — Утреннюю звезду. Всем народом искать будем. Не беспокойся.