– Имя – это все. Чтобы разглядеть это, у Майкла слишком раздутое самолюбие. «Уирлинг продакшн»!

Рот сидел, держа стакан двумя руками и положив обе ноги на угол стола. Морщины, бороздившие его лоб, выглядели не слишком глубокими в мягком вечернем свете, добавляя к облику лишь немного меланхолии. Склонив голову набок, он пару секунд смотрел на меня, словно решал, делиться ли со мной секретом, разглашать который не стоило.

– Удавалось ли вам какое-либо дело, когда все выходило так, как вы хотели, а потом происходило нечто, о чем вы не мечтали и даже не смели подумать, – так, что в конце все оборачивалось лучше задуманного? Так произошло здесь, со мной.

– В том смысле, что вы сохранили права на название «Блу зефир»? – спросил я, сделав глоток протянутого Стэнли Ротом виски с содовой.

Рот напряженно всматривался в застекленные двери. Прошло несколько секунд, прежде чем он поднес стакан к губам. Подержав стакан на весу, отпил немного виски и снова замер с прижатым к губам стаканом. В углах его грубо очерченного рта притаилась улыбка – печальная, понимающая и немного жестокая.

– Льюис помог мне увидеть это, – сказал Рот, качая головой, словно осуждая себя за близорукость. – Той ночью, когда вы помешали мне проломить Уирлингу башку. Да, я был вне себя от ярости. Человека взяли в дело, и теперь он предлагает мне уйти? Тогда Льюис подсказал, как использовать самомнение Уирлинга против него самого. – Рот замолчал, обдумывая сказанное. – У вас есть друг? – очень серьезно спросил он. – Друг, на которого всегда можно положиться? Человек, способный помочь всем, что у него есть, – и не потому, что ожидает чего-то взамен? Просто друг?

Единственной, кого я мог представить, была Марисса. Впрочем, эта мысль казалась немного неуместной, словно я опять предавал, заранее предполагая некое самоотречение с ее стороны. Вспоминая других знакомых – тех, кто, в свою очередь, доверял мне, я понял, что их нет. Некоторые уже умерли. Другие слишком далеко и живут своей жизнью, в которой мне больше нет места.

– Никого, похожего на Льюиса Гриффина, – неохотно признался я.

Рот продолжал:

– Я не понял, что с Уирлингом больше нельзя иметь дело, но это видел Льюис. Возможно, так вышло из-за Мэри Маргарет. Не знаю. Но Уирлинг определенно собирался со мной расстаться. Оставалось две возможности: дать ему уйти, постаравшись сохранить студию без его капитала и средств, которые он мог бы собрать, либо сразу отдать студию. В моем представлении это было дело сугубо личное. В представлении Гриффина – бизнес. Я мог убить Уирлинга за саму идею отобрать мое детище. Льюис полагал, что мы можем расстаться с бизнесом, который пребывает в глубоком минусе даже с учетом доходов от последней картины Мэри Маргарет. Льюис свел воедино все «за» и «против». Он точно просчитал реакцию Уирлинга. На следующее утро Льюис пришел к нему – вроде бы желая извиниться за мой поступок. Так бывало не раз. Льюис сказал Уирлингу, что разделяет его чувства и понимает, как он, должно быть, зол, но ставки слишком высоки, и поскольку надо мной висит обвинение в убийстве, не стоит разглашать информацию о происшедшем. Люди могут заранее посчитать меня виновным.

Рот замялся. Затем покачал головой и рассмеялся.

– Знаете, что ответил этот сукин сын? «Все уже считают его виновным».

Тяжело вздохнув, он посмотрел на стакан, словно искал ясности большей, чем мог найти в случившемся.

– Во всяком случае, видите, что удалось Льюису. Он заставил Уирлинга поверить в собственное превосходство. Для пущей уверенности Льюис сказал, будто дело обернется очень плохо и что я сам это знаю. Он сказал, что, несмотря на нежелание отойти от дел, я понимаю, что иного варианта не существует, и при таком раскладе я решил уйти сам. – Хитро посмотрев на меня, Рот криво ухмыльнулся. – Льюис не остановился на достигнутом. Он знал, что Уирлингу потребуется кое-что еще. «Знаю, тебе нужно начать все с начала, – сказал он. – Я тоже ухожу в отставку».

Убрав ноги со стола, Рот сел прямо и, поставив локоть на стол, принялся скрести подбородок указательным пальцем.

– Представляете, насколько людям вроде Уирлинга приятно знать, что они могут запросто выкинуть человека из дела? Ведь они мнят себя неуязвимыми. Думают, что могут все. Полагают, будто первая пришедшая им в голову мысль, любая случайно посетившая их идея – это чуть ли не апофеоз духа или средоточие человеческой мудрости. Верят, что способны дать урок Макиавелли. «Хотите оставить себе название „Блу зефир“? Почему нет? Зачем мне, великому Майклу Уирлингу, нужно еще какое-то имя? Для чего мне чужое имя?»

Стэнли Рот развел руками и сел в кресло.

– Все прошло как нельзя лучше. Идеально. Сам не думал, что так получится – по крайней мере до момента, когда вы решили представить Майкла Уирлинга лжецом. Хотя должен признаться, до сих пор не понимаю, зачем вы это сделали. – В глазах Стэнли Рота появилось мрачное, но довольное выражение. – Уирлинг никогда так не старался сдержать слово – и получил за все труды репутацию человека, лгавшего под присягой. Впрочем, ему и дела нет: нужно еще раскрутить бизнес «Уирлинг продакшн».

Рот потянулся к стоявшему на краю стола полупустому стакану. Подняв его к губам, он внезапно передумал и, обхватив ладонями, поставил стакан на колени. Некоторое время он молчал, кусая верхнюю губу и о чем-то думая. Чем дольше Стэнли смотрел в стакан, тем больше казался озабоченным и одиноким. Сдвинутые брови придавали его лицу хмурый вид. Играя желваками, Стэнли стискивал зубы. Затем все это кончилось. Приоткрыв рот, он облегченно вздохнул.

– Вы представили ее настоящей шлюхой, – печально и вместе с тем озадаченно произнес он. – Что, действительно требовалось это сделать? Заставить всех думать о ней именно так?

Поставив стакан, я повернулся на кресле так, чтобы видеть Рота.

– Вы говорили мне, что подозревали ее в связях с другими мужчинами. Вы были убеждены, что она заводила любовные связи, участвуя в съемках вне студии. Так вы сказали. Помните?

– Я помню, что сказал, – ответил Рот, снова уставившись на стакан.

В его голосе прозвучало сожаление. Жалел ли он о том, что сделала его жена, или думал, что зря так простодушно говорил со мной? Не знаю.

Подняв взгляд на меня, Рот добавил:

– И я не понимаю, почему вы так сделали.

Посмотрев на Рота, я сначала не поверил своим ушам.

Потом, сам не зная почему, расхохотался.

– Потому, что, – выдавил я сквозь смех, – решил, что это будет смешно. Процесс становился чересчур тоскливым, и я решил, что нужно освежить тему небольшой дозой тихого семейного секса. Почему я так сделал? Какое ваше дело! – Я перешел на более сердитые интонации. – Мы каждый день присутствуем в суде по обвинению в убийстве. Напоминаю: суд располагает уликами, причем все до одной указывают на вас. А вы, как может показаться, более озабочены рассказами о том, как ваш добрый друг Льюис с вами вместе обводит вокруг пальца Майкла Уирлинга. О том, как вам удалось сбросить на Уирлинга долги, сохранив для себя название студии и, разумеется, этот замечательный дом. – Я несколько театрально обвел рукой скромный интерьер бунгало, где жил и работал великий Стэнли Рот. – Мы участвуем в судебном процессе по делу об убийстве, в котором вы имеете хороший шанс