обуви, сел за руль машины, в которой жена ездила на работу, и не долго думая сбежал от нее и от пятилетней дочери.

Таков настоящий Джек Уолш. Он не виделся с дочерью, пока та была ребенком, никогда не пытался с ней встретиться, пока Мэри Маргарет не стала знаменитой. Он объявился после многих лет, несколько раз позвонив по телефону с невнятными извинениями по поводу развода с ее матерью. На самом деле ему были нужны деньги. Он рассказал историю о сделке, которую готов провернуть, но сначала должен отдать кое-какие долги. В первый раз Мэри Маргарет ошиблась, дав то, что он просил. Разумеется, Уолш вернулся, чтобы взять еще. Наконец ее терпение лопнуло. Причина не в деньгах, да и что такое деньги для Мэри Маргарет? Ее тошнило от одного его вида, от воспоминания о том, что он сделал с жизнью матери, с ее жизнью. Она велела ему уйти и никогда не показываться. Когда я сказал Уолшу, чтобы тот больше не приходил, он не поверил, что это желание Мэри Маргарет. Он меня возненавидел. Теперь, когда она мертва, этот «несчастный отец» во всеуслышание провозглашает, какой замечательной была его дочь. И о том, что она показалась бы людям еще прекраснее, узнай они ее такой, какой знал он. Как будто он ее знал! Видели его выступление? Если я окажусь убийцей, а не мужем, потерявшим жену, тогда в глазах публики Джек Уолш останется человеком, потерявшим единственное, что любил. Величайшее надувательство всех времен.

Откинувшись в кресле, Стэнли Рот как-то странно посмотрел на меня.

– У Джека Уолша нет ничего: ни таланта, ни денег – вообще ничего… И вот в результате трагедии все захотели с ним говорить, задать вопросы, услышать его мнение. Суд еще не начался, а он уже успел убедить каждого в том, что это я убил Мэри Маргарет. Кто такой Джек Уолш? Возможно, сейчас он один из самых влиятельных людей в Лос- Анджелесе.

Стэнли Рот стоял на ступенях бунгало, а Джули Эванс уходила прочь по узкой белой ленте тротуара. Сверху доносился шелест пальмовых листьев, трепетавших под напором ветерка – несильного, но уверенного, прилетевшего откуда-то с Тихого океана – из мест, скрытых за далеким горизонтом и недоступных взору. Прислонившись к проему открытой двери, Рот смотрел на Джули с полуулыбкой, как обычно улыбается мужчина, взгляд которого вдруг попал на понравившуюся ему женщину. Такой женщиной оказалась Джули Эванс, но могла стать первая встречная – любая девушка, которая выглядит «на все сто» и сама знает об этом. Но главное – она должна знать, что хорошо выглядит, и знать, что это также хорошо известно окружающим. Девушка понимала, что на нее смотрят, и хотела, чтобы на нее смотрели. На ускользающий миг она давала вам некое право или знание – кто она на самом деле.

Свернув за угол к парковке, где стояла ее машина, Джули скрылась из виду. Она исчезла, но Рот продолжал неподвижно смотреть в опустевшее пространство. Улыбка играла на его губах, словно песня, продолжающая эхом звучать в сознании после того, как затихла музыка. Стоя рядом, я невольно оказался захвачен его настроением. Я наблюдал за этой красивой женщиной так, как привык наблюдать за любой девушкой, красивой и незнакомой, которую не встречу уже никогда. Наблюдал со смутной надеждой – вдруг когда-нибудь?.. Аромат летнего вечера, запахи жасмина и сочной, только что подстриженной травы, лимонных и апельсиновых деревьев, бугенвиллеи и спадавшая жара – все это вместе вызывало воспоминания о ночных желаниях. Иногда разделенных, иногда украденных и спрятанных на дне сознания мгновениях необузданного счастья.

Рот смотрел вокруг, медленно скользя взглядом по пустому бездонному небу, зависшему над вершинами пальм.

– Так было во времена моего детства, в южной Калифорнии. Лето было именно таким: сходить в кино, если есть на что, потом стоять где-нибудь в сторонке, рассматривая девчонок, которые ни за что на тебя не взглянут. Ведь у тебя нет машины, или ты не умеешь играть в баскетбол – все равно почему… Лучшие девчонки в твоей жизни – те самые старшеклассницы, что никогда не смотрели на тебя второй раз.

Рот по-мальчишески провел по носу тыльной стороной пальца. Взглянув на меня, он вдруг улыбнулся:

– Соня Мелинкофф – так ее звали… Реши она выйти за меня замуж – и я заправлял бы машины до конца жизни. Впрочем, не думаю, чтобы когда-нибудь пожалел об этом. – Опустив взгляд, он снова посмотрел на пальмы. Улыбка медленно пропала. – Будьте осторожнее, общаясь с Джули. Она вполне лояльна по отношению ко мне, но если придет время и она решит, что это больше не в ее интересах, она предаст – не то чтобы не подумав дважды, нет – скорее вообще не задумываясь. Она уже говорила, что думает, будто я это сделал? То есть убил Мэри Маргарет. Что, нет?

– Почему вы так решили?

Я сказал просто так, не будучи уверен, что в точности известно Роту и что именно он хотел узнать.

– Так говорила или нет? – дружелюбно улыбаясь, настаивал Рот, так, словно в этом не было ничего особенного, словно на самом деле он подразумевал эту черту во всех, по крайней мере в тех, кто занимался одним с ним бизнесом и преследовал в первую очередь личный интерес.

– Нет, не говорила. – Это не было ложью и не выглядело правдой. По крайней мере всей правдой. – Она не говорила, что думает, будто вы убили жену, – добавил я, стараясь увязать смысл сказанного Джули с контекстом разговора, состоявшегося в первый день нашего знакомства. – Она говорила, что вы действительно могли совершить это в состоянии аффекта. – Прежде чем Рот успел ответить, я спросил, не меняя интонации: – Так ли произошло на самом деле? Действительно ли она сделала что-то ужасное и довела вас?

Я все еще не был уверен. Иногда казалось, я видел лишь то, что Стэнли Рот оставлял на поверхности, – касавшееся его взглядов, склонностей и обычных фактов биографии. Возможно, этим всегда ограничивается наше знание о любом человеке – поверхностным суждением или мнением, которое мы ошибочно принимаем за собственное. Ощущение пришло внезапно, став почти открытием.

Я в первый раз осознал: вместо того чтобы оказаться человеком более мудрым и более сложным, чем мир, созданный им на экране, Стэнли Рот мог просто делить с аудиторией одно и то же заблуждение, слепую веру в счастливый финал и в то, что зло никогда не уходит прочь безнаказанным.

И я понял другое: возможно, именно это доказывало правоту Джули Эванс, предположившей, что Стэнли Рот действительно мог убить жену, если она совершила что-то ужасное, вызвала приступ ярости и заставила Рота поверить, что ей нет прощения.

Прежде чем Рот начал убеждать в своей невиновности, мне пришлось напомнить:

– Но вы ударили ее, и вы говорили мне, как после сделанного аборта подумали, что она заслуживает смерти.

Взглянув на меня, Рот выругался в пространство, потом развернулся и вошел в бунгало.

– Слушайте, – сказал он, опускаясь в стоявшее возле стола кресло, – если хотите выйти из этого дела – убирайтесь к черту. Только прекратите спрашивать, я ли это сделал. Вам тысячу раз сказано: я этого не делал. Нужно повторить еще?