Никогда раньше Уолш не говорил ничего подобного. Телефон в студии Баскомб звонил не переставая. Названивали репортеры и журналисты, люди из новостных программ многочисленных телесетей. Им не терпелось. Все хотели знать, какого Баскомб мнения о Джеке Уолше и знала ли она про то, что только что озвучил гость программы. Ей предстояло отвечать на этот вопрос в других телешоу – бог знает, сколько раз. Карьеры не раз делались на событиях менее значимых.
Баскомб сделала то, что на ее месте предпринял бы любой репортер, занимающийся независимыми расследованиями. Она спросила Уолша, откуда он знает о побоях.
– Оттуда. Она сама мне сказала, – во всеуслышание объявил Уолш, задрав подбородок и делая вид, будто собирается дать отпор каждому, кто начнет спорить. – Она сказала это за неделю до убийства.
Я потянулся за блокнотом в карман пиджака, брошенного на спинку стула. Тут же начав записывать, я старался зафиксировать все заявления Джека Уолша в нескольких торопливых строках.
Скрывая волнение за напускной вежливостью профессионального интервьюера, Баскомб поинтересовалась, почему Уолш никому об этом не рассказывал?
– Мистер Уолш, в последние несколько месяцев у вас брали интервью множество раз. Почему вы ждали сегодняшнего дня, чтобы заявить о том, что ваша дочь, Мэри Маргарет Флендерс, планировала развестись с мужем, Стэнли Ротом?
Слушая вопрос, Уолш для начала кивнул, после чего замер, ожидая, когда телеведущая закончит фразу.
– Я не хотел делать никаких заявлений до начала процесса. Стэнли Рот всем рассказывает, как они любили друг друга… Вот я и решил: пора высказаться начистоту.
Уолш наклонился к камере, словно желая непосредственно обратиться к стороне защиты. С притворной улыбкой, означавшей, что ответ известен заранее, он задал вопрос:
– Если Рот невиновен, тогда почему он нанял одного из самых дорогих в стране адвокатов? Как полагаете, Джозеф Антонелли всегда защищает невиновных? Неужели все, кого он спас от смертного приговора, были действительно арестованы по ошибке?
Шоу прервалось на рекламу. Решив заняться делом, я снял трубку телефона и набрал домашний номер Стэнли Рота. Никто не ответил. Я просматривал блокнот в поисках другого телефонного номера, когда раздался звонок, на сей раз адресованный мне. Звонила Джули Эванс. Она весь день пыталась до меня дозвониться. Пришлось оправдываться.
– Я только что приехал. Правда, что на этой неделе Рот выступил перед прессой? Пока меня не было?
Она почувствовала мое настроение, а я прочитал ответ в ее неуверенно звучавшем голосе.
– Передай: пусть ищет другого адвоката! – отрезал я, исключив всякий шанс на диалог, и бросил трубку.
Телефон снова позвонил через две минуты.
– Джули, я не шучу. Передай, что с меня хватит. Я предупреждал: или будет делать, что я скажу, или я не работаю.
Оказалось, это не Джули, а сам Стэнли Рот.
– Да, предупреждали. И оказались правы. Не стоило делать того, что я сделал. Если это имеет какое-то значение, я поступил так непреднамеренно. Ко мне домой заявилась журналистка, с которой я хорошо знаком. Я никого не приглашал. У нее не было фотокамеры, и мы поболтали как старые друзья. Потом она оказалась в эфире, озвучив то, что я сказал. Собственно, я почти ничего не говорил – только то, что я любил Мэри Маргарет, а она любила меня… – В трубке слышались приглушенные голоса, в основном мужские и по крайней мере один женский. – Послушайте, сейчас не время. Можете приехать? Джули звонила по этой причине… Сейчас мы в студии. Я оставил дом. Пока обитаю в бунгало.
В бледном желтовато-сером свете послеполуденного солнца Южной Калифорнии я пробирался на студию по раскаленному асфальту хорошо прожаренных городских улиц. Поток машин то замирал, то снова начинал двигаться, создавая иллюзию массы, текущей в одном направлении. Даже когда пробка рассосалась и водители получили возможность ехать свободно, ощущение отличалось от привычного драйва скоростного шоссе. Возможно, все дело было в жаркой погоде. Или водители еще не закончили начатые в пробке разговоры по мобильным телефонам.
Проехав еще один квартал, плотно застроенный белыми многоквартирными домами, я свернул за угол, тут же увидев стройные пальмы у ворот студии. Я побывал здесь не меньше десятка раз, но лишь теперь понял, что не знаю, почему студию «Блу зефир» назвали именно так. Точнее, не понял, что этим хотели сказать. Скорее всего название ничего не значило. Возможно, его выбрали из-за звучания. Так ребенок, едва научившийся говорить, с удовольствием лепечет бессмыслицу.
Подъехав ближе, я заметил стройную фигуру Джули Эванс за синими стальными воротами, украшенными золотом. Она стояла сразу за постом, на котором охранник проверял всех посетителей. Ее светлые волосы уже не рассыпались по плечам. Прическу, тщательно уложенную на висках, завершал узел на затылке. Спрятав глаза за темными очками, Джули внимательно рассматривала улицу, словно опасалась, что за ней наблюдают.
Позади закрылись ворота, и Джули села в машину. Криво улыбнувшись, она потянулась ко мне и похлопала по плечу, давая понять, что знает о содержании телефонного разговора со Стэнли Ротом.
– Не нужно винить Стэнли. Признаться, говорить с ней не следовало. Но Мадлен Мэдцен – старый друг и репортер… Она всегда писала про индустрию развлечений и никогда не охотилась за новостями.
Джули рассмеялась над собственными словами. Просто удивительно, как подобное различие, имевшее большое значение в этом городе, превратилось в абсурд.
– Да, это ошибка, – с улыбкой настаивала Джули, – и я виновата так же, как все. Когда она пришла к Стэнли, я была в доме и почему-то решила, что журналистка зашла просто высказать сочувствие. И потом, неужели что-то могло измениться, откажись Стэнли от разговора? Джек Уолш нашел бы другой повод, чтобы преследовать Стэнли.
Она махнула в сторону узкой дорожки, шедшей к бунгало, в котором Стэнли Рот продолжал заниматься делом.
– Они все там, смотрят материал. Стэнли, Уирлинг, Гриффин и Билл Помрой.
Подъехав поближе к входу, я выключил зажигание.
– Вот почему я старалась тебя найти. Так решил Стэнли.
– Показать ее последний фильм?
– Он хотел услышать твое мнение. Хотел, чтобы твое мнение узнали другие. Вопрос в том, когда выпустить картину на экран.
– Мне казалось, они уже решили сделать это как можно скорее… Еще через неделю после окончания этой…
Подняв брови, она улыбнулась в ответ – быстрой, знающей улыбкой.
– Почему Джек Уолш ненавидит своего зятя? – спросил я, как только мы двинулись по тротуару в направлении бунгало.
Джули повернулась, озадаченно взглянув на меня. Не сразу сообразив, о чем это я, она наконец негромко рассмеялась:
– Вряд ли Стэнли Рот хоть раз подумал о себе как о зяте Джека Уолша. К чему? Даже Мэри Маргарет не воспринимала его как отца. – Пожав плечами, Джули добавила: –
