бы найти родителей? Окончив техникум, сразу нее принялся разыскивать их. На беду, он забыл, как называется город, откуда он убежал. Дети часто не помнят названия местности, где они жили, но у многих из них в памяти отчетливо сохраняются приметы станции или вокзала, где они потерялись. Один из таких потерявшихся мальчиков — Толя. Скуратов — тоже не знал названия той станции по Курской дороге, где он двадцать четыре года назад расстался с матерью. Но хотя ему и пяти лет не было, он запомнил длинное одноэтажное здание вокзала, подоконник возле двери, на котором он заснул в ожидании мамы, и будочку с газированной водой на привокзальной площади, где он бродил за руку с милиционером, когда искал свою маму. Анатолий, уже взрослый, нарочно поехал туда, чтобы проверить: не ошибся ли он, здесь ли это произошло? Пришел на вокзал, отыскал то окно, где когда-то заснул, ту будочку на привокзальной площади… Все было таким же, и по-прежнему не было матери.

Володя Ефимов не обладал такой наблюдательностью. Пожар запечатлелся в его памяти навсегда, а вот приметы станции, с которой он уехал, от него ускользнули. Он только понимал, что жил где-то в Московской области. Но Московская область велика, и почти на каждой станции, в каждом городе живут люди по фамилии Ефимовы. Точных сведений не было, и потому родных Владимира Ефимова найти не удалось, официальный поиск пришлось прекратить. Вот когда он ощутил всю непоправимость своего детского поступка! Путь возвращения в семью был для него отрезан.

Прошло еще несколько лет, Владимир женился, у него появились дети, но желание найти родителей не остывало. Услышав радиопередачу, в которой велись поиски по детским воспоминаниям, он ухватился за новую возможность увидеть мать, сестру и написал в «Маяк».

«Все произошло чисто по моей вине», — подчеркивал он. Действительно, он по собственной воле ушел из родного дома, но можно себе представить, как трудно было ему в семье, если он сам обрек себя на сиротство. Нет, все-таки не «чисто по его вине» таким драматическим было его детство. Рядом с той любовью к детям, которой переполнены тысячи и тысячи родительских писем, жестокость отца Володи особенно резанула меня. И несмотря на то что случай с Володей не по всем статьям подходит к нашим поискам, все же по его письму, некоторое время пролежавшему в «папке сомнений», я объявила розыск. Ведь сломалось его детство в годы войны. В то время было так много потерявшихся детей, что судьба его не была исключительной и особого внимания не привлекала — еще один мальчишка появился в детском доме. Те же обстоятельства военного времени помешали и матери Володи разыскать внезапно пропавшего сына. Помочь их встрече через двадцать два года могли одни только детские воспоминания Владимира. Для поиска по радио их было достаточно, и я почти не сомневалась в успехе. Так оно и вышло. Через три недели Владимир Ефимов прилетел из Молдавии и встретился с матерью и сестрой, которую он сразу узнал по следам ожогов на лице.

«Маму я не представлял, ведь прошло столько лет. II я сильно изменился. Маленьким был русый, полный, а сейчас потемнел и похудел…»

От матери Владимир впервые услышал, что воспитывал его не родной отец, а отчим, который «со всеми был очень груб». А родной его отец погиб в финскую войну, когда Володе было всего два года.

После отъезда Ефимовых Лидия Ивановна Стишова[3] подарила мне магнитофонную запись голосов Владимира и его матери. И у меня в комнате зазвучала их радость.

Дольше всех не расстаются с надеждой найти дочь шли сына, конечно, матери. Отцы, может быть, как люди более рациональные, раньше смиряются с утратой. Но я заметила: если сын найден, то благодарственное письмо большей частью пишет отец, как глава семьи.

Чтобы не обидеть отцов, прибавлю, что они, как и матери, умеют находить самые душевные слова признательности:

Журбины… Нет, я имею в виду не роман Кочетова, а живых людей, с которыми меня свели поиски.

Валина мама умерла. Умерла бабушка. Отец сражался на фронте. Валя (ей было четыре года) ходила из хаты в хату в деревне под Воронежем. День у одних, день у других. Трагическое начало жизни.

После войны отец Вали возвратился в Воронеж. Дом его был разбит, родных никого. От людей он узнал, что его мать умерла, а Валю где-то видели. Стал искать дочку — и все напрасно.

По-разному люди переносят горе. Одни не могут покинуть те места, где все связано с дорогими для них людьми, а другие не в силах оставаться там, где их настигла беда. Николай Владимирович Журбин решил уехать:

«Мне было очень тяжело сознавать, что никого из моей семьи в живых не осталось. В городе мне все об этом напоминало, и я переехал жить на Урал».

Дочку он не забывал. Не давала ему забыть Валю и его новая жена, Анна Николаевна. Она знала Валю еще маленькой и несколько раз принималась разыскивать. Она и убедила Журбина написать в «Маяк», хотя отец уже перестал верить, что Валя найдется.

А Валя нашлась.

Нашлись даже три Вали. Первая Валя, из Алма-Атинской области, написала Журбину, ни минуты не сомневаясь, что он ее отец: «Я так долго искала вас, папочка». И подписалась: «Ваша дочь Валя».

Вторая Валя, из Новокуйбышевска, тоже надеясь, что она дочь Николая Журбина, обстоятельно, подробно описала свои приметы.

Третья Валя передачи не слышала, о том, что Журбин ищет дочь, она узнала от колхозного шофера Голубченко.