превалирование эмоциональности над ментальностыо. Атак женщины превосходят нас и умом, и жизненной силой (дольше живут и вообще здоровее), и практической жизненной сметкой. Просто цивилизация, в которой они существуют, — мужская, где на первом месте интеллект. Возможно, если бы женщины создали свой тип цивилизации, в котором на первом месте стояли чувства, мужчины занимали бы там подчиненное положение. Но они не создали.

День провели в общих семейных хлопотах: делали уборку в квартире, вместе ходили за покупками в магазин; жена ни разу не обмолвилась о Марии. Я ожидал ночи, когда надо будет ложиться с нею в постель. (Еще не дай бог скажет: «Только определись, с кем ты сегодня».) Она ничего не сказала!

В нашу спальню жена вошла, когда я, уже раздетый, лежал под одеялом. Не выключая света и не глядя на меня, медленно разоблачилась сама. Обычно она перед постелью никогда догола не раздевается, к тому же при свете. Оставляет на себе ночную рубашку или какие- нибудь панталончики, стаскивать которые с нее мне приходится уже в кровати. А сейчас неожиданно она разделась полностью при полном освещении (отлично зная, какое впечатление на меня производит ее обнаженное тело). Член сразу стал набухать вожделением. Медленно обернувшись, она выключила свет и подошла. Я тут же сел на ложе и обхватил руками мою голую партнершу. Она стояла перед кроватью: недвижная и как бы отстраняясь от моих ласк, а я гладил ее тело, пощипывал ягодицы, мял груди, тискал живот, весь отдаваясь во власть тактильных ощущений; и наконец, зарылся губами в пах.

— Ну что, ну что? — проговорила она, отстраняясь (она не очень любит эти французские удовольствия) и бросив взгляд вниз, на готовый к проникновению в нее восторженно торчащий хуй, полезла ко мне под одеяло.

Я руками сопровождал ее, помогая укладываться поудобнее, и сразу же раздвинул бедра. Она уже была взмокшая. Я легко втолкнул ей в пизду свой пестик — она даже не успела помочь мне, как обычно, руками, и сразу стала возбужденно дергаться на члене, от перевозбуждения быстро преодолевая короткий путь к оргазму. Я тоже оказался настолько распаленным предварительными ласками, что, не в состоянии долго сдерживаться, потек очень скоро, впрочем, как раз когда у нее началась оргазмическая истерика с криками и всхлипами. На этот раз я так глубоко разрядился, что уже не смог далее ни продолжать, ни даже думать. Жена приподнялась, опираясь на локоть, внимательно посмотрела на меня, чмокнула в щеку, пробормотала:

— Зачем нам нужен кто-то третий? — отвернулась и уснула.

Я остался лежать, уставя глаза в потолок. Покинутая Мария прикорнула на своей полочке. Жена поступила даже круче, чем я ожидал. Даже похлеще, чем был бы ее вопрос мне о выборе — с кем определиться. Она как бы произвела выбор за меня! И я вновь оказался потерпевшим поражение. Причем на том поле, на котором до этого, как мне представлялось, вчистую одерживал верх во всех смыслах слова.

Как мне быть с Марией дальше? Я поднялся, взял ее и вместе с ней вышел на кухню. Там я с ходу налил и выпил полный стакан коньяка, сел к столу, прислонил иконку к опустелому стакану, подпер руками щеки и заплакал. Мария тоже выглядела расстроенной.

Но не к чему было лить слезы — надо было распутывать этот узел.

Я оставил Марию на кухне и направился в гостиную, где в углу на стене, в киоте, в посеребренном окладе висел образ пасынка. Как тогда, в коридоре коммуналки, я ощутил на себе зеленый взгляд не различимых в темноте глаз.

— Конечно, Ты можешь по-всякому ко мне относиться. В конце концов, Он твой отец. Но к Нему именно были обращены последние твои слова: «Для чего Ты меня покинул?» Я понимаю: Он твой отец, пусть Он даже и ничего не сделал для тебя. Но и я всем вам уже, конечно, не чужой. Можно меня и понять, и простить. Отец твой мне помог один раз. Я не могу за тем же самым обращаться к Нему дважды. Не хочу намеков на чей-то другой черед, не хочу ни о чем просить. Но Ты почти на две тысячи лет старше. За тобой опыт, которого нет у меня. Если подскажешь, будем считать, что жалость друг к другу, посещавшая то Тебя, то меня, то в пространстве коммуналки, то в церкви, не была пустым волнением энтропии.

Я вышел.

Мария одиноко горевала на кухне. Я вымыл стакан, взял ее и пошел в спальню. Положил рядом с собой, обнял и провалился в сон пьяный, без сновидений.

Снова кто-то что-то отмечает в нашей стране праздников, что — я не знаю и знать не хочу. Вернулся домой поздно: друзья спровоцировали выпить с ними за некое якобы общее наше с ними торжество. Жена от дружеских объятий уклонилась и, воспользовавшись ситуацией, уехала домой с работы пораньше — приготовить что-нибудь к ужину. Она у меня хозяйственная. Только занятость по работе мешает ей проявлять себя на домашнем поприще. Приготовила жареные окорочка, рис, торт, выпивку. Все эти дурацкие праздники она, как правило, не замечает; так что удивительно: можно подумать, у нас с нею вчера первая брачная ночь случилась, она перестала быть целкой и теперь отмечает это радостное событие. Но мне нет причин резонерствовать: все я, только я. А как еще она должна реагировать?

Не знаю, помог ли сын, но когда мы ложились в постель с женой, я взял с собой Марию. Жена не возразила! Более того, она отнеслась совершенно спокойно к тому, что я устроил свою возлюбленную рядом с нею на подушку, перед тем как заняться вторжением в ее влагалище. Просто глянула вправо и прикрыла глаза, отдаваясь ощущению ласк моим набухшим членом у своих половых губ.

Я так и не понял, в чем причина ее лояльности. То ли посчитав прямой сперматозоидный контакт с Марией неприемлемым для себя, а ее присутствие во время нашей с нею ебли вполне допустимым компромиссом, то ли и в самом деле сын помог, но я вошел в нее, вожделея Марию, и кончил в свою единственную желанную женщину, совокупленную из двоих.

А может быть, ее в принципе устроил этот трансцендентный адюльтер?

Она на некоторое время задержала меня в себе, сжимая мышцы вагины и выдаивая из меня остатки соков, потом глянула еще раз на Марию, повернулась на бок и уснула.

Но, что самое невероятное, судя по всему, этот компромисс устроил и Марию: она тихо лежала, совершенно не выказывая признаков неудовольствия.

Кого же мне благодарить за все?

Уже две недели все идет хорошо и по-новому: то есть мы с Марией напрямую без жены не соединяемся. Я бросил дрочить, и наши соития с Марией приобрели вагинальный характер через женино влагалище. Похоже, это стало устраивать всех. В том числе и меня. Если бы только не ослабление моего влечения к Марии! Именно ослабление — не прекращение, не затухание. И к тому же супруга постепенно становится необходимым компонентом нашей жизни с Марией. Уже не в душе, не в трансценденции, а в реальной земной жизни без всяких трансценденций жена заместила своим телом Марию, совокупилась с ней, стала от нее неотделимой.

Жена действует очень правильно: что ей за дело, о ком это я думаю, вставляя в нее свой набухший пенис.

Ведь ебется-то она со мной! И все это уменьшает мою страсть к Марии — расчет точный! Моя страсть раздваивается, одно сторонит другое. И в результате я свою возлюбленную Марию чту уже неотделимо от жены. И ритуалы наших с нею совокуплений уже без последней не обходятся. Теперь только они двое точно стали одним, и наконец-то меня на