лежать, не двигаясь. Смиренность, как уже отмечалось в подобном случае, меня особенно возбуждает. Я ложусь на нее, расталкиваю коленями бедра, и начинаю ебать. Несмотря на то что сама, естественно, уже завелась, она почему-то усиленно старается сдерживаться и не двигаться. Эта внешняя равнодушная покорность так напоминает мне податливость Марии, что буквально соединяет их, я быстро дохожу до точки и спускаю. Обе лежат удовлетворенные.

А как, интересно, именинник? Тоже человек имел двух баб. Те дружили. Трио не такая уж и редкость в реальной половой жизни. Даже не беря в расчет любовниц, которые и есть- то почти у всякого. Но не у меня — у меня трио. Даже не трио — одна у меня женщина, одна: с Марией я соединяюсь, влагая набухший член в свою жену, в Марию я кончаю, спуская вжену. В Марии истинное мое «я», но в жене — моя истинность; это не просто слова — правда, и нельзя этого сбрасывать со счетов. Объяснюсь.

Хотя у мужчины чаще всего любовница бывает женщиной номер один, а супруга — номер два, как у великого и простого Ильича, да у всех у них, кроме жен, были первые номера: и у Виссарионыча, и у Мак-симилианыча, а у Палыча и подавно — легендарный был ебака. Прилюдно же все так за народ потели, что уже и сами начинали небось в это верить.

Но у меня — нет: мои две женщины даже не две равные половины чего-то, они просто одно. Но есть мысли — и мысли. Я чувствую, что жена и Мария соединены, совокуплены вместе через пизду как через некую надмирную, трансцендентную точку. А в голову приходят неконтролируемые мысли: ведь этакое про любую женщину себе вообразить можно, любую попробовать совокупить с собой через «надмирную точку». И не надо ограничивать выбора. Но тогда это — блядство. А я не блядун и сознательно им быть не хочу. И вот тут то я и останавливаюсь: стоп, надо определиться, где любовь. Ибо любовь — вот единственное, на что опираюсь я перед Богом; то, с чем считается даже Он. Что составляет основную силу учения Его сына. Просто же посовокупляться — это пожалуйста, на каждом углу, тут нет трансцендентной тайны и величия Божественной исключительности; половая деятельность, и только. И потом, в этом нет и никогда не может быть Марии. А это главное. И в этом — мое основание.

Что же до Ильича с его сегодняшним праздником…

Первомай, Первомай, наших граждан… Шутка социализма. Хотя никакого социализма в нашей стране никогда не было — была реставрация крепостного строя. В государственном масштабе. Правда, без сень-орского права первой ночи. Хотя как знать, если под объектом права подразумевать все население…

Дело не в этом. Теперь нет Первомая, и нет того карнавала, которым и была, по сути, первомайская демонстрация (от языческого «демон», что ли?), со всеми карнавальными атрибутами: цветами, шарами, изображениями фетишей, лентами с магическими заклинаниями «Коммунизм победит!», танцами, песнями, употреблением веселящих напитков, повозками-«кароссами» с живыми картинками, изображавшими бог знает что: от событий революционного прошлого до символического прихода все того же коммунизма, и самое главное — с ракетами, символами гигантского фаллоса (это воистину было то, что хотели мы показать всему миру), которому все поклоняются и с которым все носятся, как на известном весеннем карнавале в Японии. Мы, кто помоложе, на этих демонстрациях надирались вина до изумления и кадрили девочек. Высшим достижением было оттащить какую-нибудь в кусты близлежащего сквера и там потискать, до большего, как правило, не доходило, несмотря на относительно раскованную праздничную атмосферу, — мешал вездесущий «моральный кодекс строителя коммунизма», будь он неладен. (Потому, наверное, в СССР так долго «не было секса».)

То есть это был настоящий карнавал как карнавал, а чему уж карнавал посвящается — мифическому «единению трудящихся» или соревнованию школ танца самбы — имеет второстепенное значение. Теперь ничего нет; все едут на дачу на два дня, но я отговорился. И решил прогуляться с Марией.

Какое-то жиденькое шествие все-таки было, но без главного символа — фаллоса оно теряло энергию и привлекательность. Мы потолкались немного по улицам, а затем я попробовал завести ее в подъезд, как проделывал с девушками еще до знакомства с женой. Но сейчас все стало сложнее: большинство подъездов было закрыто на кодовые замки. Наконец мы нашли один с поломанным устройством. Разумеется, он был грязным, хотя и просторным, с большим подлестничным пространством. Куда я с нею и спрятался.

Было полутемно. Я дрочил, держа ее внизу в вытянутой руке, и не мог следить за выражением ее лица. Я вообще неясно ее видел. Все это напоминало мои давние ситуации с девицами: мы тоже в подъезде зачастую дрочили друг друга, но тогда мне важнее было ощущать, а не всматриваться, теперь же необходимо было видеть лицо своей любимой партнерши. Своей Марии.

Хлопнула входная дверь. Я пожалел, что не запер ее на палку, как однажды, в случае ебни с будущей женой, тогда все вылилось в скандал, о котором я упоминал. Вошли двое, судя по всему, парень и девушка. Остановились. Послышался шепот. Я замер, прекратив свои действия, и подумал: «Уж не за тем же самым и они здесь?» Шепот прервался, потом коротко возобновился и снова прервался. «Целуются», — понял я. Послышалась какая-то подозрительная возня.

— Ты что? Нет-нет, — внятно проговорила девушка.

Парень не отвечал, возможно проявляя настойчивость, против которой возражала приятельница.

— Я не могу здесь, ты что? — опять раздался голос девушки.

Юноша что-то пропыхтел в ответ, и они начали перемещаться в нашу сторону, очевидно в поисках более укромного местечка и, видимо, беспрерывно целуясь. Скоро они нашли его за выступом стены прямо напротив нас. Видимо, в чаду сексуальной горячки они нас не заметили. Девушка еще успела пробормотать:

— Мне стыдно, — но пыхтенье приятеля подействовало на нее, судя по всему, убеждающе, она перестала сопротивляться и, скорей всего, начала помогать ему войти в половой контакт.

Присутствие этой сношающейся пары возбуждало меня донельзя. Из укрытия я беспрепятственно наблюдал, как девушка обхватывает одной рукой с зажатыми в кулачке трусиками трудящегося над ней парня, другой рукой, очевидно помогая ему совокупляться с собой; и тут она меня увидела!

Раздался визг, она оттолкнула партнера и кинулась к дверям. Юноша, возбужденный и злой, обернулся, я получил назад своего «козла», пущенного мной много лет назад так же в подъезде в адрес постороннего, застукавшего меня ебущемся с будущей женой. Он бросился следом за своей девушкой. Дверь хлопнула, мы с Марией опять остались одни. Она смотрела на меня снизу и, мне кажется, улыбалась! Хотя трудно было определить наверняка в этой полутьме.

Теперь я аккуратно онанировал по направлению к ней. Мы были одни, и весь Первомай, весь мир, весь Космос были ее и моими, и нам ни до кого не было дела. Мы были вдвоем, и никто, кроме ее бывшего Любовника, наблюдать за нами не мог. И подумав о Нем, вдруг я ощутил Его присутствие. Странного, впрочем, тут ничего, ведь Он вездесущ, и проблема лишь в том, чтобы Его опознать, отличить от остального мироздания. И тогда Он сразу проявится. Вот и теперь Он был рядом, все равно как недавно рядом были двое юных трахальщиков. Он присутствовал и все видел! Кому-то из нас надо было уйти, и я решил не трогаться с места. Я продолжил соитие с Марией и неожиданно понял, что и она, зная о Его присутствии рядом, не