деликатности, Брир толкнул дверь. Один раз, второй. Замок поддался слишком легко, и он, споткнувшись, вошел внутрь. Это не было игрой ума, это был он во всей своей славе.

– Я нашел тебя, – сказал он, этот совершенный принц.

Осторожно прикрыл за собой дверь и предстал пред ней. Она поглядела на него с недоверием: его сломанная шея, которую поддерживала самодельная конструкция из деревяшек и бинтов, его потертая одежда... Он занялся одной из своих кожаных перчаток, пытаясь снять, но та не поддавалась.

– Я пришел, чтобы увидеть тебя, – сказал он ломающимся голосом.

– Да.

Он сдернул перчатку. Раздался мягкий, тошнотворный звук. С перчаткой содралось много кожи. Он протянул этот сочащийся лоскут ей.

– Ты должна помочь мне, – сказал он.

– Ты один? – спросила она у него.

– Да.

Это было по крайней мере что-то. Может быть. Европеец даже не знает о том, что этот здесь. Он пришел поухаживать, судя по этим патетическим попыткам на церемонность. Его флирт впервые возродился после того первого свидания в паровой. Она не закричала и ее не затошнило, и это подкрепило его неумирающую верность.

– Помоги мне, – проныл он.

– Я не могу помочь тебе. Я не знаю, как.

– Позволь мне коснуться тебя.

– Ты болен.

Рука уже протянулась. Он шагнул вперед. Он что думал – она какая-то икона, талисман, коснешься один раз и исцелишься от всех болезней?

– Милая, – сказал он.

Запах был невыносим, но ее мозг, забитый наркотиком, бездействовал. Она знала, что нужно удрать, но как? Через дверь или, может быть, через окно? Или просто попросить его уйти и прийти завтра?

– Пожалуйста, уходи.

– Только коснуться.

Рука была в нескольких дюймах от ее лица. Отвращение охватило ее, прервав летаргию, которую навеял Остров. Она отбросила его руку, испуганная даже этим кратким соприкосновением с его телом. Он выглядел обиженным.

– Ты пыталась причинить мне боль, – напомнил он ей, – так много раз. Я никогда не причинял тебе боли.

– Но ты хотел.

– Он. Не я. Я хочу, чтобы ты была вместе с моими друзьями, там, где никто тебя не обидит.

Его рука внезапно метнулась к ней и схватила ее за шею.

– Ты никогда не уйдешь от меня, – сказал он.

– Мне больно, Энтони.

Он прижал ее к себе и наклонил голову, насколько позволяла шея. В пятне кожи рядом с правым глазом она заметила изменение. Чем ближе он был, тем яснее она видела жирную белую личинку, которая расположилась на его лице, похожая на яйцо, и зрела там, ожидая крыльев. Он знает, что стал домом для личинок мух? Или, может быть, это предмет гордости – быть засиженным мухами? Он собирался поцеловать ее – никакого сомнения. «Если он положит язык мне в рот, – подумала она, – я откушу его. Я не позволю ему этого сделать. Боже милостивый, я лучше умру».

Он впился своими губами в ее.

– Ты непростительно ведешь себя, – сказал тонкий голос.

Дверь была открыта.

– Отпусти ее.

Пожиратель Лезвий убрал руки от Кэрис и отодвинулся от ее лица. Она выплюнула привкус его поцелуя и посмотрела вверх.

Мамулян стоял в дверях. За его спиной стояли два хорошо одетых молодых человека: один с золотыми волосами, оба с улыбками победителей.

– Непростительно, – снова сказал Европеец, и обратил свой рассеянный взгляд на Кэрис.

– Ты видишь, что случается, когда ты сбегаешь из-под моей опеки? – сказал он. – Какие кошмары начинаются?

Она ничего не ответила.

– Ты одна, Кэрис. Твой давешний защитник мертв.

– Марти? Умер?

– В своем доме: пошел туда за героином.

Догадавшись об ошибке, она оказалась чуть-чуть впереди него. Может быть, это даст Марти преимущество над ними, – то, что они думают, будто бы он мертв. Но это не было бы мудро – источать слезы. Она не трагическая актриса. Лучше притвориться неверящей, сомневающейся по крайней мере.

– Нет, – сказала она, – Я вам не верю.

– Собственными руками, – сказал белокурый Адонис из-за спины Европейца.

– Нет, – настаивала она.

– Да уж поверь, – сказал Европеец, – он не вернется. По крайней мере в этом можешь мне довериться.

– Довериться тебе? – пробормотала она. Это было почти смешно.

– Разве я не предотвратил твое изнасилование?

– Он – твое создание.

– Да, и будет наказан именно поэтому. Теперь, я надеюсь, что ты отплатишь мне за мою доброту, за мое своевременное появление, тем, что найдешь для меня своего отца. Я не потерплю никакого отлагательства, Кэрис. Мы возвращаемся на Калибан-стрит и ты найдешь его или, клянусь Богом, я выверну тебе кишки. Это мое обещание. Святой Томас отэскортирует тебя к машине.

Рыжеволосый, улыбнувшись, выступил из-за своего белокурого товарища и подал Кэрис руку.

– У меня очень мало времени, девочка, – сказал Мамулян и его изменившийся тон подтвердил это сообщение. – Так что, пожалуйста, дай спокойно разобраться с этим гнилым делом.

Том вывел Кэрис на лестницу. Когда она вышла. Европеец обратил свое внимание на Пожирателя Лезвий.

Брир его не боялся, он больше никого не боялся. Убогая комната, в которой они стояли друг против друга, была душной; он мог бы сказать, что здесь жарко, судя по поту на щеках и верхней губе у Мамуляна. Он сам был холоден; он был самым холодным человеком. Ничто не вызывало в нем страха. Мамулян, конечно, это разглядел.

– Закрой дверь, – сказал Европеец белокурому мальчику. – И подыщи что-нибудь, чем можно его связать.

Брир ухмыльнулся.

– Ты ослушался меня, – сказал Европеец. – Я оставил тебя завершить дело на Калибан- стрит.

– Я хотел ее видеть.

– Она не твоя, чтобы на нее смотреть. Я заключил с тобой сделку и, как и все остальные,