Нет. Никого. Преступника не было и здесь. А значит, его и вовсе не было в квартире.

Гейвин сделал долгий и медленный выдох. Рука, сжимающая нож, ослабела. Жизнь опять посмеялась над ним – выставила его за дверь, опять оставив ни с чем. Единственное, что оставалось – оказать медицинскую помощь раненому коллекционеру и, действительно, убраться отсюда ко всем чертям.

Зеленоватый кафель в кровавых брызгах. Полупрозрачная занавеска душа, наивно хранящая на себе изображения беспечных рыбок и водорослей, была наполовину сорвана. Все это напоминало сцену из какого-то криминального фильма: слишком нереально. Кровь – чересчур красная, свет – чересчур яркий.

Гейвин швырнул нож в раковину и открыл висевший на стене маленький зеркальный шкафчик. Он оказался наполненным изрядным количеством зубных щеток, паст и витаминных кремов, из медикаментов был только небольшой кусок пластыря. Закрывая шкафчик, он взглянул на свое изможденное лицо. Смертельно бледен. Открыв вовсю кран холодной воды, он подставил голову под обдающий ледяной свежестью поток, надеясь, что вода смоет с его лица печать опьянения и чуть подрумянит щеки.

Вдруг сзади раздался непонятный шум. Гейвин выпрямился – безумно заколотилось сердце – и дрожащей рукой закрутил кран. Огромные капли падали с подбородка и ресниц.

Нож был по-прежнему в раковине, на расстоянии вытянутой руки. Звук исходил из ванны. От безобидной грязноватой слякоти ванной.

Тревога выплеснула в кровь поток адреналина, чувства до безумия обострились. Он ощутил тонкий запах лимонного мыла, блеск бирюзовой рыбки, плывущей между бурых листьев ламинарии на занавеске, холод водяных капель – все, что он всегда ленился видеть и чувствовать, нахлынуло вдруг.

«Ты живешь в реальном мире, – сказал он самому себе (экое откровение!), – будь осторожен, иначе – смерть».

Почему он не заглянул в ванну?!! Кретин! Почему?!

– Кто здесь? – спросил он.

Может у Рейнольдса живет крыса, которая тоже не прочь принять душ? Тщетная надежда. Господи, там же кровь.

Он отвернулся от зеркала. Шума уже не было слышно. Ну же! Ну!! Занавес на пластиковых крючках со всеми своими ангелоподобными рыбками отлетел в сторону. В порыве разрешить эту загадку он совсем забыл про нож. Слишком поздно... Ванна была полна воды.

От наполняющей ее почти до краев мутной воды исходил какой-то животный запах, напоминающий запах мокрой собачьей шерсти. На поверхности плавала бурная пена. Вода была спокойна.

Гейвин нагнулся, стараясь разглядеть дно. Его отражение было наполовину скрыто пеной. Нагнувшись еще ниже, он увидел руку с грубыми пальцами. Перед ним, в грязной воде, лежала, свернувшись, как зародыш, несомненно человеческая фигура.

Он протянул руку, чтобы очистить поверхность воды от грязи, – отражение задрожало и рассыпалось – и ясно увидел лежащую неподвижно фигуру. Это была статуя спящего человека, только голова почему-то была повернута вверх и глядела на Гейвина нарисованными глазами. Два выпученных яблока на небрежно изваянном лице. Прямые губы, смешно торчащие уши на абсолютно лысой голове. Одним словом – работа неумелого подмастерья. В некоторых местах краска, возможно от воды, стала отваливаться серыми закругленными лепестками, обнажая деревянную основу.

Бояться было нечего. Обыкновенная деревяшка с откисающей краской. А звук, которого он так испугался, был, конечно, вызван выходящими из нее пузырьками воздуха. А он, глупышка, так испугался! Паниковать было нечего. «Поддержи во мне жизнь», – как частенько говаривал бармен из «Амбассадора», когда на сцене появлялась новая малышка.

Гейвин иронично улыбнулся. Да, этот чурбан мало напоминал Адониса.

– Забудь об этом.

Рейнольдс стоял у двери. Кровотечение уже остановилось, хотя он продолжал прижимать к щеке замаранный платок. В ярком свете ванной его кожа приобрела желчный оттенок, который напугал бы и мертвеца.

– Ты в порядке? По тебе этого не скажешь.

– Все будет просто чудно... уйди, ради Бога.

– Что случилось?

– Я поскользнулся. Понимаешь, вода на полу. Вот и поскользнулся.

– Но стук...

Гейвин оглянулся на ванну. Что-то в статуе на этот раз поразило его. Может, ее нагота. И эти сползающие одна за другой полоски краски. Последние полоски... или кожи.

– Соседи.

– Что это? – спросил Гейвин, по-прежнему рассматривая распухшее кукольное лицо в воде.

– Тебя это не касается.

– Почему он такой скрюченный? Он умирает, что ли?

С кислой улыбкой на губах Гейвин обернулся.