прежде — ни на фотографиях, ни на картинах, ни в жизни — не доводилось ей встречать лица, на котором столь отчетливо просматривались мельчайшие изгибы и выемки костей, узоры покрывающих эти кости тканей и нервов. Казалось, плоть не маскирует череп, но, напротив, делает его более видимым. Конечно, при рождении Галили глаза его не были полны той печалью, что изливалась из них сейчас, но, вероятно, мозг его еще в материнской утробе знал о неизбежном приближении этой печали, и потому голова Галили приняла соответствующую форму.
— Разумеется, это сказка с плохим концом, — вздохнул Галили. — Иначе и быть не может.
— Но почему?
— Позволь мне закончить, — произнес он, пристально глядя на нее. — А если ты знаешь хороший конец, прошу тебя, расскажи его мне.
И он вновь заговорил, повторив сцену, которую описал, прежде чем прерваться, — как видно, он желал удостовериться, что Рэйчел ничего не забыла.
—
— Он был речным богом, — вставила Рэйчел.
— Ты что, уже слышала эту историю?
Рэйчел рассмеялась.
— Так я угадала?
— Почти. Хотя назвать его богом — это некоторое преувеличение. Но все же он не чужд божественности.
— Он старый?
— Не старый, а древний.
— Но не слишком мудрый.
— Почему ты так решила?
— С его стороны глупо было уходить от реки. Ведь это его дом, его обитель.
— Иногда трудно противиться желанию покинуть свой дом, — вздохнул Галили. — Ты знаешь это по собственному опыту.
Несколько секунд Рэйчел молчала, не сводя с него глаз.
— Тебе известно обо мне все, — наконец прошептала она.
— Ты моя Джеруша, — ответил он, и это имя прозвучало в его устах, как величайшая ласка. — Мое дитя, моя невеста.
Услышав это, Рэйчел откинула простыню, скрывавшую нижнюю часть ее тела.
— Раз так, ты должен меня увидеть, — сказала она.
Она лежала, чуть приподняв колени, пространство меж ними тонуло в тени. Но взгляд Галили устремился туда, словно глаза его способны были видеть в темноте, не только видеть, но и проникать в ее тело, в самые сокровенные, самые заветные его места.
Она ощутила его взгляд внутри себя, однако это ее не смутило, скорее наоборот. Ей хотелось, чтобы он никогда не отводил от нее глаз. Да, она ощущала себя его Джерушей, его юной невестой, она лежала на мягкой траве, охваченная неведомым ей прежде волнением. Тело ее сотрясала сладостная дрожь, предчувствие еще большего, почти невыносимого наслаждения томило ее, и это предчувствие дарил ей он — его лицо, его слова, его близость. Сознание того, что он смотрит на нее, было истинным блаженством. Никогда прежде она не испытывала ничего, даже отдаленно подобного этому блаженству. За свою жизнь она познала семерых мужчин, включая первый робкий опыт с Нейлом Уилкинсом. Нет, она не являлась искусной любовницей, но и новичком она не была. Она умела получать и доставлять удовольствие в постели. Однако никогда прежде она не ощущала столь сильного возбуждения, не чувствовала, что взгляд мужчины снимает с нее все покровы.
Господи, они еще не прикоснулись друг к другу, а она уже дрожит. Тело ее источает влагу, и простыня между ног мокра насквозь. Соски ее стали твердыми и напряженными.
— Продолжай свой рассказ... — сорвалось с ее губ.
—
—
—
— Нет, — усмехнулся Галили.
—
—
Рэйчел застонала от отвращения.
— А ты не можешь заставить эту гадость улететь прочь? — взмолилась она.
— Я тебе уже говорил — если хочешь, можешь завершить рассказ сама.
— Нет, — возразила Рэйчел. — Я хочу дослушать твою историю.
—
— Куда именно?
— Может, мне лучше показать? — спросил Галили и, не дожидаясь ответа, подошел к изножью кровати и раздвинул рукой ноги Рэйчел. С замиранием сердца она ожидала, что он коснется ее клитора, но он всего лишь слегка ущипнул внутреннюю сторону ее бедра.
—
Рэйчел вскрикнула.