получили от нее ни единой весточки, где бы она интересовалась их житьем-бытьем или успехами сына, которого отец воспитывал в одиночестве.

Размышляя над всем этим, Мэтт, однако, не мог не признать, что когда он думал о Саманте Ригг, его захлестывали весьма сильные эмоции. Пробудь он в аллее еще хоть пару минут, то наверняка потерял бы голову.

Испытав облегчение при мысли, что рассудок вернулся к нему, Мэтт перевел свою лошадь на рысь и не спеша затрусил по направлению к своему ранчо. По пути он снова мысленно сказал себе, что Дженни — единственная женщина, которая ему нужна. Конечно, у нее не было таких роскошных, цвета спелой кукурузы, волос и ореховых глаз, в золотистой глубине которых крылись насмешка и нега одновременно, зато он знал ее большую часть жизни и ни секунды не сомневался, что более любящего и преданного существа ему не сыскать.

Дженни обладала всем тем, чего не было у Саманты, и являлась ее полной противоположностью.

Возвращаясь мыслями к Саманте, он решил, что разрешению проблемы с этой женщиной будут способствовать два слова: «Забудь ее».

Полностью отдавая себе отчет в том, что она потеряла контроль над собой, а ее жертва — нет, Саманта, бросив последний взгляд на уезжавшего из города Мэтта, с шумом втянула в себя воздух, после чего начала приводить себя в порядок. Поправила, насколько это было возможно, макияж и растрепанные волосы, одернула платье и с гордо поднятой головой прошла сквозь вращающиеся двери в заведение. Она знала, что думают о ней находившиеся там мужчины, а также и то, что в таких случаях следует делать.

Не моргнув глазом, Саманта храбро пересекла зал и направилась к пианино, где прошептала пару слов на ухо расположившемуся за клавиатурой парню. Затем немного подождала и, когда зазвучал выбранный ею аккомпанемент, громко запела веселую и несколько фривольную песенку. Мужчины, которые не так давно хмуро на нее посматривали, начали улыбаться, а затем весело расхохотались. Последний куплет песенки шел под нескончаемые аплодисменты, и когда все закончилось, Саманта одарила собравшихся благодарной улыбкой.

Хотя ей было совсем не весело.

Солнце, как прежде, ярко сияло на улице за спиной у Саманты, вновь стоявшей на своем посту за стойкой бара в «Трейлз-Энде». По мере того как жара усиливалась, усиливался и растекавшийся по залу запах распаренной человеческой плоти. Но как бы ни был он силен, она все же предпочитала его запаху перегара и прокисшего пива. Кроме того, в силу своей деятельности она вынуждена была сносить стлавшийся по залу густой табачный дым, пронзительный, на высокой ноте, смех здешних обитательниц женского пола: Лолы, Мэгги, Дениз и Полетт — Хелен к чрезмерно смешливым не относилась — и неумолчный шум, проистекавший от шлепанья картами по поверхности стола, которое сопровождалось ворчанием тех, кому не шла карта. Помимо всего прочего, Саманте приходилось мириться и с треньканьем старого расстроенного пианино, на котором наигрывал тапер по имени Отто — парень симпатичный, однако напрочь лишенный таланта к музыке.

Несмотря на ранний час, в зале собралась целая компания из ее наиболее настойчивых и пылких почитателей-ковбоев, веривших в то, что одному из них благодаря постоянным ухаживаниям и оказываемым знакам внимания перепадет в один прекрасный день счастье близкого общения с предметом их обожания. Видимо, ни одному из них не приходило в голову, что во всем городе ее интересовал только один мужчина.

Стараясь поддерживать разговор и с улыбкой отвечая на замечания и реплики посетителей, Саманта осмотрела зал. Заметила, что Хелен и Джим Саттон расположились за столиком в углу. Хотя Джим продолжал считаться поклонником Саманты, он с некоторых пор все больше времени проводил с Хелен. Видимо, тихая немногословная брюнетка стала его конфиденткой в разных секретных делах, и Саманту это порадовало. Хоть одно доброе дело она сделала, зато все остальные дела у нее, можно сказать, шли вкривь и вкось.

Саманта лелеяла в сердце злость на Мэтта с тех пор, как он неожиданно бросил ее в аллее и ускакал домой. Нов отличие от Тоби, продолжавшего порицать избранный ею путь, посещавшие Заведение парни весьма смутно представляли себе положение вещей, не говоря уже о ее истинных намерениях.

Мысли о Мэтте не давали ей покоя еще и потому, что она знала, зачем приехала в Уинстон, но нежданно появившееся чувство к этому человеку могло помешать ей. Там, в аллее, ему удалось вызвать в ее душе целый сонм разнообразных эмоций, и хотя она сама подталкивала его к близкому общению с ней, более того, провоцировала его, эти чувства и эмоции совершенно не входили в ее планы.

Как бы то ни было, образ удалявшегося от нее Мэтта теперь регулярно появлялся у нее перед глазами, и она не могла отделаться от навязчивой идеи, что после приключения в аллее куда чаще, чем обычно, бросает взгляд на входную дверь. Но Мэтт не приезжал, наверное, целую неделю, и она чертовски злилась, когда с течением времени все больше утверждалась в мысли, что и сегодня его не будет. В одно прекрасное утро ей даже пришло на ум, что если он не придет в салун и в этот день, она сама отправится к нему.

— Почему никто меня не приветствует?

Саманта повернулась на голос и узрела предмет своих душевных терзаний. Пораженная, она всмотрелась в его лицо, которое так часто видела во сне, но, к своему удивлению, ничего не почувствовала.

Между тем Мэтт продолжал говорить, пустив в ход все свое обаяние.

— Хочу извиниться, что неделю назад столь неожиданно покинул тебя. Но очень надеюсь, что мы сможем продолжить общение, начав с момента расставания и сделав вид, что этой недели как бы не было вовсе.

Саманта на мгновение лишилась дара речи. Ее не столько удивил сам факт появления Мэтта, сколько его слова, напоминавшие речи записного ухажера. Она так хорошо чувствовала энергетику Мэтта, что знала о его приезде еще до того, как он вошел в дверь салуна. И вот теперь она снова внимательно всмотрелась в его лицо — эти мужественные черты, светлые глаза и полные губы, заставлявшие ее сердце биться с удвоенной силой, и пришла к неожиданному для себя выводу. Складывалось впечатление, что разделявшие их прежде барьеры, которые он создал намеренно, наконец пали.

Но вместе с ними, казалось, растаяло и волшебство.

Между тем прочие поклонники Саманты один за другим разошлись по своим местам. И она осталась лицом к лицу с Мэттом, шокированная тем обстоятельством, что при взгляде на него не испытывает никаких чувств. Быть может, сказала она себе, это следствие освобождения от снедавшего ее чрезмерного эмоционального напряжения? Чуть позже, однако, она обнаружила, что при попытке Мэтта ласково дотронуться до нее испытывает только раздражение.

— Послушай! — с жаром сказала она, нахмурившись. — На прошлой неделе ты оставил меня в тот самый момент, когда наши отношения начали обретать подлинный накал.

Мэтт пожал плечами:

— Что ж, это было не самое лучшее мое решение.

— Не самое лучшее решение?

— Да, я тогда ушел. Но после этого много думал о том, что тогда произошло. И понял, что совершил ошибку. Я приехал, чтобы исправить ее.

— Я тоже много думала о случившемся. И пришла к выводу, что мне тоже стоит кое-что изменить в своей жизни.

— Женщине не следует слишком много думать. Это опасно.

— Ты так, значит, ставишь вопрос? — Мгновенно раскалившись от ярости, она, едва сдерживая себя, произнесла: — А вот я размышляю всю свою жизнь. И мне не хотелось бы думать, что я напрасно потратила столько времени.

— В этой связи могу сказать лишь одно… — Мэтт сделал паузу, словно для того, чтобы внести