Кира зачем-то укатила в город и всю неделю не показывалась на даче. О ее существовании Костик даже забыл.

В самую пылкую полдневую жару возвращались с купанья. Дача встречала пьянящими запахами жасмина, роз и мяты.

Не заходя в домик, Костик бежал в купалку. И долго стоял под светлым теплым дождичком. Ловил ртом струйки воды, задирая вверх голову, а перед глазами все еще мерещились голубая сияющая Волга, белые знойные пески и бездонная высь июльского неба.

И вот кончилась эта счастливая неделя, кончились солнечные денечки.

Проснулся утром Костик и никак не мог понять, что же вокруг него происходит.

«Ши-ши-ши!» — угрожающе шипел кто-то за стеной домика.

«У-у-у! — завывало протяжно на чердаке. — Уж-жа-асно весе-ело!»

«А мне, наверно, новый сон снится, — подумал Костик, все еще не решаясь открыть глаза. — Ну да! Все это происходит со мною во сне: лежу я в каюте парусника… Может, даже с алыми парусами. На той книжке, от которой Тимку нельзя было за уши оторвать, нарисован красивый корабль с красными парусами… Лежу вот себе, а на улице… то есть на море бушует штормище. Волны так и хлещут, так и хлещут! И суденышко, ровно щепку, бросает с одного водяного хребта на другой, из одной жуткой ямины в другую».

А не открыть ли все-таки глаза? Так, самую малость? И глянуть в узенькие щелочки? Вдруг Костик и на самом деле бедует в штормующем океане? Что тогда ему делать? А он и плавать еще не научился! Внезапно раздался оглушительной силы взрыв. От адского взрыва жалобно зазвенела посуда в шкафчике. А Костино лицо опалило зловеще-огненное пламя. С перепугу Костик с головой закутался в одеяло. И лежал, притаясь, не дыша.

«Ах-ха-ха-ха!» — загоготал кто-то над самым Костиным ухом. А потом как сорвет с него одеяло.

— Тимка! — завопил Костик. — Тимка!

И тотчас услышал спокойный Тимкин голос:

— Что с тобой?.. Да ты открой-ка глаза.

Открыл Костик глаза, а перед ним стоит живой Тимка. На нем рубашка, брюки. Куда это он в такую рань собрался?

Тимка присел на край старого заскрипевшего топчана, сказал:

— Кончилась, Костик, добрая погода. В сад и носа не высунешь. С полночи ливень шпарит.

— Какой ливень? — удивился Костик, натягивая на плечи одеяло.

— А у тебя, парень, уши заложило? Разве не слышишь, как по крыше молотит?

Прислушался Костик. А над головой: «Вжиг! Вжиг! Вжиг!» Будто сотня ременных вожжей с беспощадной яростью хлестали по крыше.

— А я… а я думал… Мне во сне снится, — сказал Костик. — Думал, я на паруснике в бушующем океане.

— Потеха! — усмехнулся Тимка. — А насчет моря… пожалуй, твоя правда. Не только в саду разлились лужи, они даже на веранде у нас появились.

Приподнялся Костик на локте, глянул в открытую дверь и ахнул.

— Ой-ей-ей, и лужа!.. Тимка, а на улицу как же? Без лодки не доберешься? И как мы теперь вообще будем жить?

— Да уж как-нибудь, — вздохнул Тимка. — Не век же дождю лить… Перестанет когда-нибудь. Только вот беда: продукты у нас кончаются. Собирался нынче на рынок… А какой сейчас рынок? До трамвая не дойдешь, в грязи увязнешь.

— А сухари, Тимка, у нас есть? — оживился вдруг Костик,

— Сухари?.. Всяких кусков и горбушек полный угол в шкафу.

— Ну и отлично! Представь себе: наш корабль застиг в море шторм. Терпим бедствие… Провианта в обрез: одни галеты. Здорово? — Костик засмеялся.

— Не очень-то здорово, но что же поделаешь? Раз шторм так шторм, — тут Тимка улыбнулся оживляясь. — А теперь вставай, одевайся и шагай в рубку. Ты же у нас капитан корабля. Решай, что нам делать.

— Свистать всех на палубу! — гаркнул Костик. Он решительно сбросил с себя теплое одеяло и спрыгнул на пол. И сразу же увидел на стуле свои лыжные штаны, фланелевую рубашку с длинными рукавами, носки. Неужели все это надо надевать?

— Надевай, надевай, — как бы угадав Костины мысли, сказал заботливый Тимка. — Видишь, как я обрядился? За ночь, парнище, похолодало.

…Пока на электроплитке грелся чайник, а Тимка открывал какие-то консервы, Костик стоял на веранде у окна и все глядел и глядел в сад.

Ну до чего же он стал неузнаваем, всегда такой веселый бабушкин сад! Влажная потемневшая листва глухо шумела, когда косой дождь, подгоняемый ветром, обрушивался на деревья, пытаясь склонить их долу. Но чугунно-черные лоснившиеся стволы выдерживали этот бешеный натиск и по-прежнему стояли прямо. Лишь коричневато-лиловые прутики молодого вишенника слегка упруго гнулись, чтобы тотчас выпрямиться, сбросив с курчавых своих шапок стеклянные звенящие бусины.

Земля же вся раскисла, зажирела от обильной влаги. Чуть ли не под каждым деревом образовались круглые рябые озерца. А неподалеку от душевой разлилась большая продолговатая лужа. Вся матовая гладь этой лужи беспрерывно пузырилась. Пузыри то и дело лопались, но вместо них появлялись другие, точно грибные шляпки, и тоже лопались…

Одна вишенная ветка протянулась прямо к окну. Наливающиеся соком ягодки — одни блекло-алые, другие палево-зеленые, третьи кровянисто-красные — были унизаны крошечными дрожащими капельками. На иных ягодах Костик насчитывал до трех-четырех светлых шариков. И хотя всюду по саду разлилась сырая тяжелая мглистость, а капельки величиной с булавочную головку дерзко сверкали неуловимыми белыми искрами.

Костик прижался лбом к холодному стеклу, окрапленному с той стороны дождинками. Что сейчас поделывает Маришка? Так же вот с грустью смотрит на улицу или, возможно, носится по лужам пустынной улицы? А почему бы ему, Костику, не побегать босиком по лужам, подставляя разгоряченное лицо под секущие дождевые струи?

У ног терся Мишка, старательно выгнул спину, просился на руки, но Костик упорно не замечал котенка.

И еще неплохое занятие — кораблики пускать. Почему же он до сих пор не обзавелся хотя бы одним кораблем?.. Эх, лодырь, лодырь! А может, и не лодырь Костик? Откуда он мог знать, грянет ночью ливень или нет? Да, откуда? Ведь такие солнечные деньки стояли, такие деньки!

Поднявшись на цыпочки, Костик поглядел в верхние стекла рамы, пытаясь сквозь путаницу веток разглядеть хоть махонький кусочек неба.

Вдруг деревья снова заволновались, зашумели, будто в октябре. Костик еще ближе прильнул к окну, но разглядеть так ничего и не смог. Налетела, завывая по-волчьи, лохматая зверюга, тряхнула что есть силы гнилую рамешку. Но рама все же не поддалась, лишь тинькнуло стеклышко в нижнем звене. Тогда озлобленная зверюга бросила в окно несколько пригоршней стеклянных бусин и помчалась дальше, все так же протяжно скуля.

Отпрянув от подоконника, Костик отер рукавом рубашки обрызганное дождинками лицо.

Зверюга-ветер, ища простора, улепетывал к Волге, а несмолкаемый ни на миг ливень все хлестал и хлестал по крыше своими набрякшими сыростью вожжами.

Тимка уже звал Костика завтракать, а он и Тимкиного голоса не слышал. Тогда Тимка подошел к брату, взял его за продрогшие плечи и повернул к себе побледневшим лицом.

— Товарищ капитан, милости просим в кают-компанию! — громко отрапортовал Тимка, выпятив грудь. — Завтрак подан!

Костик улыбнулся и поплелся вслед за Тимкой в комнату. У порога он поскользнулся и чуть не растянулся в луже.