же, как и он, все щурила и щурила свои глаза — на диво в этот миг пронзительно зеленые, и ловила раскрытым ртом посвистывающий по-разбойничьи ветер.

— Какие глаза… у Волги? — пожал плечами Костик.

— А что, по-твоему, у Волги нет глаз?.. Разуй-ка свои гляделки!

Костик пощурился-пощурился и нерешительно сказал:

— Серые… и еще немножечко синеватые. А у берега… у берега вода вроде бы прозеленелая…

Подняв руку, Маришка повела ею вправо, в ту сторону, где берег, на котором они стояли, изгибаясь подковкой, переходил в лиловато-молочные меловые нагорья. И вот там, в тишайшем заливе, у студеного оврага, вода зеркально голубела, отрезанная от коренной Волги невидимой чертой. Еще же дальше, у Жигулевских ворот, дымно-черная, хмельная Волга бурлила, зацелованная разгулявшимися на гибельной быстрине беляками.

— Вот и скажи теперь, какие у Волги глаза! — засмеялась Маришка и стала выделывать босыми, в царапинах ногами потешные коленца. — Она у нас — кра-асивая-раскрасивая!.. Папаня сказывал: много разных рек повидал в войну, а такой, как наша Волга, ему не довелось встретить!

Костик молчал. Молчал и думал: какие же все-таки у Волги глаза?

Первой разделась Маришка. Увязая по щиколотки в горячем рассыпчатом песке, тут, вблизи, казавшемся тускло-пепельным, она также первой помчалась к воде. Увесистые стеклянные волны цвета увядшей травы били и били в шафранно-мокрую прибрежную полосу.

Костик на одной ноге подскакал к Маришке. Шагнул было в воду, да сразу же отпрыгнул.

— Аль жгется? — спросила Маришка, повязывая голову косынкой. Острые концы косынки белыми рожками торчали у нее на лбу. После некоторого молчания Маришка снова спросила: — Махнем, что ли Костька? Ты как? Саженками плаваешь?

— Ara, саженками, — соврал Костик, сам не понимая почему.

— А я могу по-всякому: и саженками, и кролем, и на боку, и на спинке… Чуть не забыла: еще стоя умею!

К ним подошла, вся как-то ежась, розовая Женька. Она взмахнула ручонками и пропела:

— Я тоже буду плавать! У бережка! Что, а?

— Умница! У бережка будет плавать наша Женечка, — охотно поддакнула Маришка и снисходительно-ласково потрепала сестренку за льняной петушиный хохолок.

И, разбежавшись, кинулась в реку, обдавая и Костика и Женьку холодными брызгами.

Через минуту-другую Маришка, виляя своим худеньким смуглым телом, так отчетливо видным сквозь засиненную воду, была уже далеко от берега. Вот она перевернулась на спину, приветливо махнула Костику рукой:

— Зна-атно! Плыви!

У берега ползала Женька, держась руками за песчаное дно и нещадно молотя по воде ногами. Она визжала, смеялась, страшно довольная купаньем.

А Костик все никак не решался окунуться. Тимка обещал этим летом научить брата плавать, да почему-то все ленится. Все торчит и торчит на даче. На что она ему сдалась? Он даже нынче, пообещав Костику пойти после обеда на Волгу, взял да отказался от своего честного слова. «Завтра, Костик, уж это точно! Обязательно двинемся на Волгу, — сказал Тимка во время обеда. — Завтра и Кира… она тоже обещала завтра пойти с нами». Но Костик не стал дальше слушать неверного своему слову Тимку. И правильно! Он теперь сам будет учиться плавать.

Вон парнишка, года на три, наверно, младше Костика, а посмотрите-ка на него: вьюном вертится в воде! А вон еще… Ну, совсем лет пяти пацаненочек. И тоже не страшится. Смело заходит в реку по грудь, поворачивается лицом к берегу и плывет по-собачьи, хлопая изо всей силы руками по воде.

Наконец Костик отважился. Вздрагивая, морщась от прохладной, как чудилось ему, воды, он зашел в нее по пояс, заткнул пальцами уши и окунулся с головой.

«И ничуть она не холодная», — сказал себе Костик, из-под руки глядя на Волгу. Он искал глазами отчаянную Маришку и никак не мог отыскать. Всюду: и справа, и слева, и прямо впереди — торчали из воды головы купающихся. И которая из них Маришкина — попробуй угадай!

Возле Костика остановился малец с гулко подпрыгивающим на волне резиновым колесом.

— Дай поплавать! — сказал Костик большеголовому посиневшему мальчишке.

Выкатив красные кроличьи глаза, тот никак не мог разлепить свои фиолетовые губы. Но вот он сказал, лязгая зубами:

— О…озьми. А я на пе…очке погреюсь!

Выпустил из рук рвущееся на простор черное гладкое колесо и побежал на берег, корчась от озноба.

Утопив поглубже непослушное колесо, все пытавшееся вырваться из рук, Костик навалился на него грудью и сразу же очутился над плескавшимися волнами. Заработали руки: правая, левая, правая, левая…

«Как бы мне не уплыть на ту сторону», — подумал немного погодя счастливый Костик, когда он очутился неподалеку от красного буя, бешено подпрыгивающего вверх, будто пытавшегося вознестись на небо.

Низко над рекой носились крикливые быстрые чайки. Одна из них — острокрылая, с поджатыми лапками, прямо перед самым Костиным носом выхватила из воды тонюсенькую плотичку с крючковатым трепыхавшимся хвостом.

Костик не успел еще проводить взглядом взметнувшуюся в вышину чайку, как его кто-то цапнул за ногу.

— Ой! — закричал Костик, крепче хватаясь руками за скользкое колесо.

Оглянулся, а это Маришка. Влажно сверкали ее широко раскрытые хитрющие глаза.

— А я знала… Думаешь, я тебе так и поверила? — закричала Маришка.

Пенная волна окатила ей лицо. Она фыркнула, сплюнула и опять закричала:

— Знала: ты только так… заливаешь, а сам по-топорному на дно плаваешь!

Она сильно взмахнула одной рукой, потом другой… Миг, и уже рядом с Костиком.

— Смерть или живота? — хватая Костика за локоть, спросила Маришка. — Утопить тебя с музыкой или без музыки?

— Отстань! — рассердился Костик. — Ну, чего привязалась?

Но Маришка и не думала отставать. Ей явно хотелось как можно дольше покуражиться над перепуганным Костиком. Выпустив Костин локоть, она так крутанула зыбкое колесо, что оно волчком завертелось на хлюпающих волнах. Костик еле остановил колесо, тормозя растопыренными ногами.

Какой-то ловкач парень в канареечной шапочке, проплывая мимо, попытался поймать Маришку, но она сразу же нырнула, уйдя под воду столбиком. И вынырнула — где бы вы думали? — по другую сторону резинового колеса.

А Костик, не теряя зря время, уже плыл к берегу, изо всей силы подгребая воду под себя, страшно боясь, как бы Маришка снова не стала потешаться над ним.

— Догоняй, вороные! — свистнула Маришка, едва только вынырнула. Но уже к Костику не подплывала, все время держалась от него на некотором расстоянии.

Так они и вышли на берег: впереди Костик, неся над головой черное колесо, а за ним Маришка, размахивающая руками.

— Эй, моряк! Сюда топай с камерой! — крикнул Костику малец, хозяин колеса. Он уже не дрожал, и губы его отошли, порозовели.

— И как это она тебя не утопила? — спросил он, глядя на Костика насмешливыми бегающими глазками. — А я-то думал, капут моряку!

— Если захочу — сам ее утоплю! — сказал Костик нарочито небрежно, опуская на песок