«Состоит она (коллекция Наг Хаммади — авт.) из небольшого количества библейских текстов; каждый „кодекс“ заключает в себе множество трактатов ярко выраженного гностического характера, датирующихся, кажется, концом IV или началом V в. Это копии, оригиналы которых восходят к очень древней эпохе, ибо некоторые из них, Евангелие от Фомы, Евангелие Истины и Евангелие Египтян, упоминались еще первыми отцами церкви — Климентом Александрийским, Иренеем Лионским и Оригеном. Может быть даже, как считает кое-кто, большая часть их была составлена до 150 г., по крайней мере, один из текстов кажется более древним чем Четвероевангелие Нового Завета».{290}
Среди текстов обнаружен рассказ самого Иисуса Христа (мир ему) о распятии: «Я умер только с виду, это другой был на моем месте и выпил желчь и уксус. Они побили меня тростником, но крест на своих плечах нес другой, Симон. На другого надели терновый венец… А я лишь улыбался их неведению».{291} Вспомним еще раз слова из Священного Корана: «…они не убили его и не распяли, но это только представилось им» (Сура «Женщины», аят 157).
Рафаэль Лефорт, один из последователей Гурджиева, предпринявший длительное путешествие по странам Востока в поисках суфийских учителей своего устаза, приводит отрывки из виденного им в Иерусалиме Евангелия Леуциуса, одного из спутников апостола Иоанна. В этом апокрифическом евангелии среди разного рода аллегорий эзотеризма встречаются слова, обращенные Иисусом Христом (мир ему) к Иоанну: «…тот, кто на кресте, которого теперь ты не видишь, но только слышишь его голос, не есть я».{292} Кто же тогда был распят на кресте?
Процитированный нами выше отрывок из евангелия, обозначенного как «Парафраз Сета» отвечает на этот вопрос — Симон. Интересно, что этот Симон упоминается и в трех канонических евангелиях — от Матфея, Марка и Луки. Евангелие от Матфея: «… и, взявши трость, били Его по голове. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие. Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симон; сего заставили нести крест Его» (Матф. 27:30–32). Евангелие от Марка: «Когда же насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, одели Его в собственные одежды Его и повели Его, чтобы распять Его. И заставили проходящего некоего Киринеянина Симона, отца Александрова и Руфова, идущего с поля, нести крест Его» (Марк 15:20–21). Евангелие от Луки: «И когда повели Его, то, захвативши некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля, возложили на него крест, чтоб нес за Иисусом» (Лука 23,26).
Иногда бывает так, что за кулисами истории остаются события, важные настолько, что они формируют облик всей человеческой цивилизации. Скрытые плотной тенью умолчания, они, эти события, способны детонировать и направлять процессы, в которые оказываются вовлечены страны и народы, и даже целые континенты. Казалось бы, вопрос о том, был ли Иисус Христос (мир ему) распят, или умер какой-нибудь другой смертью, является частной богословской проблемой, не имеющей прямого влияния на историческую жизнь народов и стран. Но мы постоянно забываем, что «элита человечества», в силу особых свойств своей психики, обитает в «иных измерениях» и для «Водителей человечества» важными представляются те вещи, о которых мы, бедные люди, даже не задумываемся в нашем обыденном существовании.
В мире издревле идет то, что эзотеристы (посвященные) называют «работой Солнца» и для Ткачей Эпох, как они горделиво именуют себя, мы даже не нити в этом ткачестве, а ворсинки нитей. В эгоистическом ослеплении мы полагаем, что живем в своих домах, владеем своим имуществом, являемся хозяевами своей земли. Но это — самообман, рассеивающийся при первом же огненном дыхании войны, устраиваемой по своему почину элитой. И когда вдруг обнаруживается, что дома и имущество наши разрушены и разграблены, когда на земле нашей слышится чужеземная речь солдат, сеющих вокруг себя ненависть и смерть, мы начинаем постигать, что нет у нас в этом мире ничего своего, кроме душ наших, сотворенных Всевышним. У нас пытаются отнять и эти души, отвратив их ложью и насилием от Аллаха. И тот, кто оказывается слаб в вере, покоряется. Перед ним разбрасывается целый ворох чужих мнений и суждений, каждое из которых годится для притупления совести и самообмана, что-то изнутри начинает нашептывать ему «спасительные» доводы для оправдания трусости; среди развалин и копоти, в которые обращен мир его обитания, он видит смекалистых соплеменников, рыскающих среди руин и трупов, словно разжиревшие крысы и прибирающих все, что доступно хватательному рефлексу. И он начинает бояться не голоса своей совести, которой уже нет, а того, что жизнь пронесется мимо него на сверкающем чужом «мерседесе», а он останется отторженным отблеска и огней достатка… Но годы идут, переваливаясь через гребни меняющихся событий и наступает день, когда конечности холодеют и ноги начинают конвульсировать в предсмертной агонии. И тогда, в этот момент, вдруг спадает с глаз пелена самообмана, умолкают «сладкие голоса» изнутри и человек сквозь необъятность вечности начинает угадывать присутствие Того, Кто читает в людских сердцах как в открытых книгах и Кого не обмануть теми жалкими доводами, коими убаюкивал свою совесть, свое Различение… Неужели понесут они к Вечному Престолу Аллаха, на Суд Его в качестве самооправдания свою собственную трусость, взлелеенную статейками из какого-нибудь «Импульса» или проповедями телепопугаев в папахах? Что говорить об этих, когда Всемогущий через Святой Коран запрещает нам поступаться совестью даже в угоду родственным чувствам: «О вы, которые уверовали! Не берите своих отцов и братьев друзьями, если они полюбили неверие больше веры. А кто из вас берет их в друзья, те — несправедливы» (Сура «Покаяние», аят 23).
Но задумываемся мы о простых истинах слишком поздно, а пока покорным камешком укладываемся в узор сатанинской мозаики — лишь бы удобно было лежать.
«Работа Солнца» идет полным ходом и успех ее определяется не гением и доблестью ее направителей, а нашей слабостью и поистине удивительной неспособностью видеть очевидное и внять вопиющему гласу грозных знамений и предупреждений, рассыпанных вокруг нас. И никого не спасет покорность, как не спасается кролик, зажмурив глаза перед разверстой пастью удава.
Имеет ли отношение к нашим сегодняшним бедствиям то, что около двух тысяч лет назад произошло в Палестине? Да, нить из этой эпохи, то светлая, то черная, тянется в наше время и один из узлов на ней завязался в Чечне 90-х годов XX столетия.
3
Как же случилось так, что Яхве, которого Иисус Христос обозначил как дьявола (Иоанн 8,44), стал почитаться в христианстве как Бог-Отец? Можно ли представить себе более кощунственное извращение того, чему учил своих соотечественников один из величайших пророков Божьих?
Со II века новой эры, когда христианство еще не утвердилось ни в одной стране в качестве государственной религии, появились проповедники, которые решительно отвергали отождествление Бога, вере в Которого учил Иисус Христос, с Яхве из Ветхого Завета. Одним из таких проповедников был Маркион, ясными и стройными доводами доказавший, что левитская фальсификация Торы (законов пророка Моисея — мир ему), превратила иудаизм в религию Сатаны.
Учение Маркиона, подхваченное его учениками, распространилось среди многих христианских общин и было близко к триумфу, но тут последовал ответный ход — в Персии появился проповедник по имени Мани, провозгласивший себя «вторым Христом» и «Утешителем» и распространивший атеистическое по сути учение о «тьме и свете», легшее в основу последующих еретических и подрывных движений-богомильства, альбигойства, маздакизма и т.д. Мани провозгласил себя «сыном девственницы (или вдовы)», перенял некоторые идеи из популярного в то время митраизма и, обладая бесспорным даром красноречия, реализовал свое учение, внушив его многочисленным последователям.
Манихейство появилось в начале III века новой эры, а в конце этого столетия начались жестокие гонения на христиан со стороны римского императора Диоклетиана. Л. Н. Гумилев писал, что «гонения Диоклетиана и, с другой стороны, пропаганда манихейства поставили перед церковью сложные задачи,