– Дядя Регебал! – в восторге закричала племянница. Она схватила украшение и выбежала из комнаты, крича:

– Няня! Няня! Неси мне зеркало, я буду примерять подарок дяди!

Брат с сестрой посмотрели ей вслед, молча переглянулись.

– Так кого же ты встретил у ворот Сармизагетузы?

– Сиесипериса с Мамугцисом и двумя слугами.

– Великая богиня Солнца, а кто они такие?

– Тому два года назад твой муж отправил этих старейшин костобоков послами к парфянскому царю для заключения военного союза. И вот они возвратились. Кстати, Мамутцис был в числе воинов Плана, убивших твоего жениха Натопора.

Тзинта недовольно сощурилась.

– Может, и так, но, Регебал, я почти не знала его, да и какое это имеет значение сегодня?

– Ты не знала, зато я знал и твой отец тоже. Конечно, сейчас он недосягаем, но придет время, и я еще посажу его на кол. И Кабиры отца и Натопора успокоятся на небесных просторах Замолксиса.

– Регебал, а ведь ты забываешь, что я уже не прежняя Тзинта. Я – царица Дакии! – Глаза женщины спесиво сверкнули. – И могу поделиться с мужем твоими речами.

– Не поделишься. Ты не настолько любишь его. Муж... – брат фыркнул. – Да если, не допусти того Замолксис, с Децебалом сейчас что-нибудь случится, то Котизон с Диегом отправят тебя с дочерью за Пирет[136] в захудалые городища восточной Дакии, и это будет лучшим исходом. А то ведь они могут просто отравить. Или ты забыла, что стало с Диурпанеем?

– Я мать дочери Децебала!

– И прекрасно! Подросшую Тиссу выдадут замуж за какого-нибудь роксоланского или квадского вождя, чтобы укрепить отношения с соседями. Хватит! Вспомни отца, Тзинта! То, что мы получили взамен, неизмеримо больше, но не стоит нашего прошлого. Власть не должна находиться в руках полудикого патакензия и банды костобокских прихлебателей.

– Будьте вы все прокляты! – царица опустилась на стул и закрыла лицо руками...

Во дворе к всесильному царскому шурину приблизился грек-управитель.

– Из загородного дома могучего Регебала прибыл посыльный, ваш эконом прислал его за вами.

– Что там стряслось?

– Какой-то сарматский торговец Агафирс доставил вашей милости отменных боевых коней на продажу.

– Агафирс! Великие Кабиры! Старый приятель не забыл своего обещания! Где посланец?

– Он отбыл сразу же после того, как передал сообщение.

– Не важно. Эй, кто там, коня мне!

Выехав из городских ворот, Регебал в сопровождении двух молоденьких родичей переехал переброшенный через реку мост из камней и бревен и направился по дороге в сторону Пятра-Рошие. Там, в сотне стадиев, находилось пожалованное ему царем загородное имение.

Скакуны поражали статью. Восемь одинаковых, черных как смоль жеребцов и две рыжие кобылы прядали ушами и высоко вскидывали умные широколобые головы.

Регебал не мог оторвать от животных восхищенного взгляда. Гость тоже был доволен.

– Где ты взял таких божественных коней, Агафирс? Сам владыка морей Посейдон не постеснялся бы запрячь их в свою колесницу.

– Да, действительно хороши! Это аланские лошади, Регебал. Тому лет восемь назад танаисские[137] сарматы угнали у аланов табун чистых кобылиц с жеребцами и продали несколько штук дунайским роксоланам. Стоящие перед тобой существа – отпрыски тех коней во втором поколении. За каждого из них заплачено чистым золотом и наложницами, клянусь Папаем!

– Сколько же ты просишь за них, лукавый скиф?

Барышник вытянул левую руку, указывая пальцем. На запястье сверкнул золотой браслет с ликом римского бога Януса.

– Трех жеребцов от того конца коновязи отдам по двадцать пять золотых статеров. Трех средних – по тридцать. Кобылы идут по сорок пять статеров.

Регебал запустил пятерню в мелкозавитую по греческому обычаю бороду.

– А какова же будет цена оставшихся? Они лучшие из всех?

– Эти кони бесценны. Ты можешь целый день не покидать седла, участвовать в любой сече, они отовсюду вынесут тебя живым и невредимым. Объездку жеребцов делал лучший знаток лошадей среди роксолан – Мадий. Конюхов, равных ему, нет.

– Цена, Агафирс!!!

– Я повторяю тебе, дак, эти кони бесценны... потому дарю их тебе.

– Я никогда не забуду такого подарка, проси у меня, что хочешь.

Торговец нахмурился.

– Видел ли ты когда-нибудь скифа просящим? Я сказал: дарю, значит – даю от сердца.

– Хорошо. Но я буду твоим должником даже против твоей воли. А теперь прошу в дом. Зови своего