мочили эту сволочь, и все, баста! Чего чикаться?»
– Слушай, а как у вас относятся к перебежчикам?
– Ты это к чему? – она слегка отпрянула от него. Несмотря на ухоженные зубы, полоскания полости рта и чистку, изо рта Хорина постоянно неприятно пахло.
– Ну, например, возьмем ситуацию с тобой. Ты служишь в разведке Израиля и вдруг ни с того ни с сего смываешься с каким-то миллионером в неизвестном направлении...
– Во-первых, не с миллионером, а миллиардером, не прибедняйся. Во-вторых, – она улыбнулась, – я там на правах консультанта по русским идиотам с большими бабками, – напомнила она ему. – Секретов мне не доверяют, поэтому вряд ли будут искать. А главное, ты на меня тратишь в сутки столько, сколько я за год не заработаю, поэтому готова кататься с тобой где угодно. Кстати, в таком положении у тебя отпадают проблемы с моей заменой по старости или сексуальной неудовлетворенности.
– Как это? – он удивленно захлопал глазами.
– Просто, – она тронула его подушечкой указательного пальца за кончик носа. – Оставишь меня где- нибудь в Намибии и улетишь. Разве кто-то хватится? Кстати, почему ты завел этот разговор?
– Не исключен вариант, что нам придется действительно некоторое время провести в какой-нибудь экзотической стране.
– Не поняла, – она, не мигая, уставилась на него. – Это как?
– Видишь ли, – он почему-то посмотрел в сторону входа, затем, поежившись, слегка наклонился к ней: – Я профинансировал один проект, не особо вдаваясь в подробности. Как бы не возникли трудности...
– Ты можешь обанкротиться? – Она сделала лицо испуганным.
– Послушай, не строй из себя дуру, – неожиданно он разозлился. – Ты прекрасно понимаешь, о чем речь!
– Ты имеешь в виду тему, которую вы обсуждали на яхте? – прищурившись, спросила она его в лоб.
До сих пор Яков Абрамович считал, что Татьяна думает, будто все его действия, направленные против руководства России, заключаются в финансировании оппозиционных партий и лоббировании законов, которые создают для большинства населения невыносимые условия жизни. То есть в подготовке социального взрыва.
– Мы пришли к единому мнению, что для полной и быстрой победы необходимо использовать все резервы, включая силовые акции.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что собираешься партизан в русских лесах плодить?
– Почти убедила меня, что угадала, – он насмешливо посмотрел ей в глаза. – На самом деле ты была прекрасно осведомлена об этом.
Неожиданно Татьяна поймала себя на мысли, что Хорин играет с ней. Не она водит его за нос, а он ее. Ни минуты этот человек не верил ее рассказам сначала о судьбе русской эмигрантки, завербованной на службу в «Моссад», где якобы была выдумана легенда, ставшая поводом их первого знакомства. Ей вдруг стала понятна причина столь быстрого отъезда в Америку вместо возвращения в Израиль. Этот тип еще на яхте догадался, куда ушла информация с флеш-карты. Узнав, что он под колпаком у ГРУ, сорвался вместе с его сотрудником для дальнейших консультаций в Нью-Йорк. Он специально дал возможность ей выйти на связь и поставить руководство в известность об отсутствии угрозы провала. Теперь, даже если она погибнет, утонув в океане, или разобьется на машине, у Хорина нет мотивов покушения на ее жизнь. Да, она была оперативным сотрудником ГРУ, да, отправляла на него компрометирующий материал, да, погибла. Но он не знал, кто эта женщина, на самом деле принимал ее за сотрудницу израильской спецслужбы, которая занималась обеспечением его безопасности. У них возникла любовь, и девушка, бросив все, уехала с ним, в конечном итоге рассказав только о своей работе на «Моссад».
Сейчас, когда все это пронеслось в голове, она уже по-другому заглянула ему в глаза. Более внимательно, взглядом не юной девочки, а зрелой женщины, и ужаснулась. На нее смотрел не тот Хорин, которого она считала обыкновенным везунчиком и просто озлобившимся на весь мир человеком. В глубине взгляда была ненависть, презрение, тонкий и холодный расчет.
Окончательно поняв, что провалилась, она испугалась. Чтобы скрыть свое состояние, встала.
За окном вечерело. Город, расцвеченный миллионами огней, почему-то пугал. Казалось, что очень легко потеряться среди этих ярких квадратиков и точек.
Каким-то внутренним чутьем она почувствовала появление в комнате другого человека. Попыталась угадать его по отражению в стекле, но за окном было еще светло, чтобы использовать его как зеркало. Она обернулась. Позади дивана, на котором остался сидеть Хорин, стоял амбал с похожей на яйцо, бритой наголо головой и маленькими, глубоко посаженными глазами. Торчащие ушки были словно для смеха прилеплены торопившимся скульптором.
– Я думаю, что ты не будешь разыгрывать из себя человека умнее, чем есть на самом деле, – спокойным голосом проговорил Хорин, дождавшись, когда она насладится увиденным монстром. – Сейчас от твоих ответов будет зависеть главное – жизнь. Самое обидное, что если ты не примешь условия, которые будут предложены, тебя просто испарят. Не будет даже своего уголка на тихом и скромном кладбище. А если такое место и появится, туда никогда не придут так и не родившиеся дети. Ради чего ты рисковала и жила? Чтобы вот так стать разменной монетой в игре больших и сильных мальчиков, которые не заметят твоего исчезновения. Пройдет еще пара лет, и ты вообще окажешься представителем враждебной для России системы.
Закончив свой монолог, он едва заметно повернул голову влево.
Это послужило сигналом к действию яйцеголового. Словно робот, не выражая никаких эмоций ни взглядом, ни мимикой, громила обошел диван, огромный круглый стол из стекла и, на несколько шагов приблизившись к Татьяне, встал.
«Какое зрелище, – она вздохнула. – Как в самом крутом блокбастере. Вот если бы сейчас слева наехала камера. Над погружающимся в ночь Манхэттеном, в расположенном на гигантской высоте пентхаусе, стоит хрупкая русская девушка, не обладающая никакими киношными способностями в плане восточных единоборств. Только природная красота и ум. Но она самый что ни на есть реальный агент. Напротив нее убийца. Он в точности совпадает со своим типажом – уродлив, страшен, силен и жесток».
– У тебя есть время подумать, – насладившись зрелищем, еще раз напомнил Хорин. – Либо ты начинаешь сотрудничать с нами и до определенного времени отправляешь своему начальству то, что буду говорить тебе я, либо он вколет сейчас тебе снотворное, и через час ты придешь в себя в самом страшном на земле месте, где тебя убьют.
Несмотря на то что решение Нестерова приняла окончательное и бесповоротное, она прокрутила оба варианта развития событий.
Если Татьяна соглашается, то, используя специальные каналы связи, передает в «Центр» заведомо ложную информацию. Итог ясен. Террористов будут искать не там, где они будут реально находиться, а людей не смогут эффективно защищать. После всего ее, как отработанный вариант и ненужного свидетеля, убивают. Наверняка это будет делать именно этот ушастый недоносок, который своим видом вызывает отвращение. Возможно, перед этим он ее изнасилует.
Вариант два – не согласиться. Тут и думать нечего. К реализации мероприятий на такой случай уже приступили. Но эти два урода не учли одного – она будет драться, причем на полном серьезе. Главное – внезапность. Двери на этаж плотно закрыты. Охрана в фойе не услышит даже разрыва гранаты. Это она, как того требовала инструкция, проверила еще в первый день. Стол из прочного стекла. Из него можно сделать оружие, долбанув бронзовой статуэткой, но до нее далеко. Справа напольная ваза с неким подобием икебаны из каких-то мощных, похожих на бамбук прутьев. То, что надо. На Хорина ей не понадобится особых усилий, а для громилы в самый раз. Вторая задача – покинуть здание, а дальше – дело техники. Здесь много организаций, работающих под российским флагом. Последнее, о чем она подумала перед началом атаки, это то, что пришедший с Хориным охранник оставил рядом с сейфом его ноутбук и папку с документами. Она уверена, что это хороший подарок за возможную победу.
– Хорошо, – она сделала шаг в сторону вазы, сложив на животе руки, – я принимаю твое предложение. – С этими словами она приблизилась к вазе еще на один шаг. – Но имей в виду, мне нужны гарантии, и я не начну работать, пока ты меня не обеспечишь ими...
С этими словами она схватила вазу, чтобы грохнуть ее о пол, и, бросившись к растерявшемуся от