нарисован? Царь? Но на нем нет даже простой рубахи, хоть он, наверно, не выжигает угли в лесу, не раздирает одежду на кустах и сучьях, как я!

И снова смеялся народ. А парень подбросил рубль и, поймав его на ладонь, сказал:

— Твоя решка! Возьми своего голяка! Я богаче. На мне хоть тряпки висят.

И опять Гойтемировы увидели, что гости недовольны. Тот, который хотел поиздеваться над бедняком, стал ярче медного котла. Но на шутки обижаться — позор. И он засмеялся вместе со всеми.

Хозяева сделали вид, что ничего не произошло, и стали просить станцевать самого помощника пристава.

Он долго отказывался, потом встал, отстегнул шашку, подкрутил усы и, топнув ногой, пошел за девушкой. Не слушая ни музыки, ни хлопков, сам себе подпевая, он обошел два круга в бурной мазурке и при своем возрасте и комплекции станцевал так легко и браво, что вызвал большой восторг у горцев, которые хоть и видели, что пляшет он не лезгинку, сразу оценили красоту и сложность этого танца. А некоторым парням мазурка так понравилась, что позже, танцуя, они тоже начали припадать на одно колено.

Чтобы снова вернуться к столу, оставалось «засватать» девушку гостю. Поэтому один из назрановских купцов, слывший человеком речистым, завел разговор. Как и следовало, он начал издалека.

— Остановите гармонь! — велел он. — Нам хочется поговорить с вами, девушки, серьезно.

Андарко, сын Гойтемира, хорошо говорил по-русски. Он переводил помощнику пристава и его друзьям речь назрановца.

— Когда мы подходили сюда, я заметил на лицах некоторых девушек такое выражение, словно они откусили от неспелой мушмулы, — говорил купец. — Я понял их. Им не понравилось, что нам должны уступить место молодые люди, которых здесь больше, чем комаров в том лесу. Но напрасно их разочарование! Мы тоже не слепые оводы и видим все их достоинства и недостатки. Так это?

Тамада девушек подняла на него свои чуть с хитринкой глаза и скромно ответила:

— То, что вам показалось, — это только показалось. Девушки рады вам не меньше, чем молодым людям. Для нас большая честь, что вы пришли.

— Спасибо. Приятно слышать умную речь. Но все же, что мы заметили, — это было. И я хотел бы спросить у вас вот о чем: не приходилось ли вам видеть, как везут иной раз из лесу на молодых бычках дрова? Увязнет воз в колдобине, молодые бычки дергают-дергают, измотаются, но ничего поделать не могут. И тогда дровосеки кричат: «Эй! Приведи-ка сюда старого быка!» Впрягут того в подводу. Он натужится и вывезет воз из ямы. — Назрановец, довольный собой, обвел всех присутствующих многозначительным взглядом, подавил улыбку и повторил вопрос: — Не приходилось ли вам видеть такое?

Тамада девушек поняла намек, приняла вызов и с невинным выражением лица ответила:

— Видеть не приходилось, но слышать приходилось не раз.

Окружающие замерли, стараясь не пропустить ни слова.

— Все это правда, — продолжала тамада, — только потом, говорят, придут эти молодые бычки домой, напьются воды, пощиплют зеленой травки и опять носятся, задрав хвосты, хоть снова подставляй им ярмо… А тот, старый, ляжет в тень под дерево и целый день лежит, тяжело вздыхая…

Ответ тамады заставил хохотать даже самого помощника пристава. Он поднялся и крикнул:

— Вы слыхали? Вот это подкусила! Ай да девка!.. Ну, — он обратился к гостям, — здесь нам не выгорит! Пошли-ка лучше действительно в наш шалаш, в тень «отлеживаться»! А напоследок выпьем за то, чтоб таких девок было побольше, а жен с таким языком — поменьше.

Подвыпивший Андарко, моргая и улыбаясь толстыми, как у отца, губами, перевел людям слова помощника пристава, и они с удовольствием посмеялись его шутке. Острое слово здесь очень любили, кто бы его ни сказал.

Шутки немного отвлекли Калоя от его мыслей.

Почетные гости направились к шалашу. А к месту веселья с противоположных сторон мчались два всадника.

Тот, который прискакал с гор, прокричал:

— Везут! Уже в ущелье!

Второй, что прискакал с плоскости, тихо сообщил помощнику пристава, что его срочно требует к себе начальник округа. Ночью на Военно-Грузинской дороге ограблена почтовая карета. Злоумышленники захватили большие деньги.

Помощник пристава хорошо понимал, какой разгон ему предстоит, потому что ограбление произошло на его подопечной территории. Он встал и так выругался, что Андарко и перевести не сумел! И, придумывая, как бы отвести след со своего участка в Осетию, помощник пристава направился к лошадям.

Калой все видел и слышал. Начальство уезжало, чтобы начать розыск его и его друзей, а он стоял тут рядом, и деньги казенные лежали в его хурджинах.

Гонец, смерив Калоя взглядом и вспомнив что-то, сказал начальнику, что почтовый чиновник рассказал, будто один из злоумышленников, отнявший у него револьвер, был настоящим великаном.

Помощник пристава зло рассмеялся:

— Еще бы! А иначе разве он обезоружил бы такого «мятрохуяроя», как почтовый чинуша?! А не говорил ли он, каналья, что у страха глаза велики?!

Уже сидя на лошади, он выпил «стремянную» чарку и поехал со своими подчиненными в одну сторону, а Калой и свадебная молодежь в другую — встречать невесту.

Мчались юноши весело, джигитуя вокруг арбы с девушками. На месте, где только что шли танцы, остались лишь пожилые люди да арба с приданым Зору, которое не повезли в горы. Старух больше всего интересовала купленная для невесты даже не во Владикавказе, а еще дальше «машинка-самошвейка». С великим удивлением рассматривали они ее блестящие части. А самые смелые позволяли себе даже прикоснуться к ней.

— Машинка-самошвейка, а?! Чудо!

У самого входа в ущелье, где кончалась арбяная дорога и начиналась тропа, несколько человек, а с ними и Калой поднялись на гору, откуда открывался вид на ущелье Ассы.

Был полдень. Солнце освещало вздыбленные пласты гор и реку. С того места, где они остановились, видна была тропа. Берега Ассы тонули в зарослях лопуха, папоротника, бузины и орешника. И когда на тропе появились верховые, казалось, что они плывут в зеленых волнах.

Юноши ринулись им навстречу. На гребне горы остался один Калой.

Далеко внизу, на той стороне реки, всадники с невестой собрались у переправы. Погода стояла жаркая. Льды в верховьях рек таяли, и воды было много. На месте брода Асса разлилась, скрыв все валуны и ямы. Стоило коню оступиться, как его тотчас напором волны могло потащить вниз, разбивая о камни. Не зря в народе говорили: «Асса болеет, если ей за лето не удается съесть хоть несколько человек».

Тяжкие мысли с новой силой охватили Калоя.

«Броситься туда на Быстром, перевезти ее и скрыться в лесу…. Ускакать в горы!»

Теперь, когда все было потеряно, мысль об освобождении Зору ожила в нем с новой силой.

В это время все участники свадьбы разом двинулись в воду. Две девушки на конях и тот, у которого за спиной была невеста, ехали в окружении плотного кольца всадников. Река кинулась на них черной яростью своих глубин. Волны доходили до самых седел, Но людей было много, они крепко держались друг за друга, и вода отступила. Вот они уже миновали середину реки. И, словно поняв свое бессилие, Асса, заискивая и ласкаясь, засеребрилась в ногах у лошадей.

Когда людей много, они все могут!

На этой стороне реки раздались приветственные выкрики, загремели выстрелы. Сухой и теплый ветер быстро высушил подмокшую одежду.

Для невесты была приготовлена особая арба, выкрашенная в зеленый цвет. По бокам коренной шли две пристяжные. Зору и ее подружек усадили на вторую скамейку. Одна из девушек села впереди, рядом с возницей. Арбы с девушками были украшены разноцветными флагами. Когда тронулись в путь, заиграла гармонь. Гарцующие на конях родственники Чаборза окружили невесту. Юноши, гости, выстроившись в один длинный ряд, двигались следом на некотором расстоянии, все время по очереди джигитуя.

Калой хотел незаметно уехать, но парни, пригласившие его, ни за что не хотели расставаться с ним.

— Ну дай хоть засватаем тебе одну из наших девушек! Не позорь нас! — упрашивали они, и Калой