В дверях павильона стоял немолодой бородатый мужчина с большим деревянным ящиком в одной руке. Другой рукой он за шкирку держал, как показалось Ване, крупного, но какого-то непропорционально сложенного пятнистого кота.
— Держи, — сказал мужчина Корнету. — Или нет, лучше ты, — переключился он на Ваню. — Только крепче. Это все-таки леопард, хотя и детеныш. А ты, Корнет, открой ящик. Значит так, — продолжал командовать бородач. — Ты, — он кивнул Ване, — зверя отпускаешь, а мы с Корнетом ящик закрываем. Только быстро отпускай, не мешкай. — И передал Ване леопарда.
Ваня взял «кота» за шиворот. Он был теплый, тяжелый, с полуоткрытыми глазами и мешком безжизненно болтался в Ваниной руке.
— Давай, — приказал кошачий служитель и открыл ящик.
Ваня отпустил зверя. В тот же миг детеныш леопарда преобразился проявив себя настоящим бойцом. Он мгновенно вытянулся, развернулся и на лету успел полоснуть когтями одной лапы по ладони Вани, а затем мягко приземлился на дно ящика. Корнет захлопнул крышку.
— О’кей — довольно сказал бородатый мужик. — Бинт вон там, — и он указал Ване на белый ящик с красным крестом.
По пути к этому ящику с Ваней произошло еще два инцидента. Сотрудник Кунсткамеры случайно на мгновение прижался к одной из клеток и тут же увидел, как из его куртки полетела целая метель белых ошметков синтепоновой подкладки. Ваня оглянулся. В клетке (к счастью забранной мелкоячеистой стальной сеткой) стоял леопард. Но это был уже вполне взрослый леопард, возвратившийся после молниеносного выпада в исходную позицию. В это время в спину Вани ударила струя жидкости. Оказывается, в клетке напротив жил тигр. Который именно в этот момент решил справить свою малую нужду. В коридор. То есть на Ваню.
— Ну Ваня, в таком виде тебе к ветеринарам никак идти нельзя, — сказал Корнет, глядя на ободранного, перебинтованного, мокрого и дурно пахнущего Ваню. Жди меня здесь, просыхай и проветривайся. А я сейчас приду.
Корнет забрал у Вани рюкзак и пошел к неприметному зеленоватому домику, стоящему в глубине зоосада.
К концу дня по зоосаду бродила только приличная публика. Отовсюду слышался людской гомон, позвякивал колокольчик на тележке пони, катающего детвору, хрипло кричал павлин, и где-то за прудом слышался жутковатый хохот кукабарры.
Через пару минут Корнет вернулся. Его рюкзак был по-прежнему пуст.
— Закрылся уже ветпункт, — сказал Корнет Ване, стараясь не принюхиваться к своему товарищу и торопливо закуривая внеочередную сигарету. — Придется приехать завтра.
ЧАСТЬ 2. ПО ТУ СТОРОНУ ПЕДПРОЦЕССА
ЗООЛОГИЧЕСКОЕ ДЕТСТВО
— А ястреба собак едят?
— Нет.
— А мой ест!
Птичий рынок! Птичка! Нет сейчас ни его, ни той несказанной радости, когда приближался конец недели и ты за будни сумел выцыганить у родителей полтинник, сэкономить на школьных завтраках еще 20 копеек и рано утром в воскресенье поехать на Птичку. Выходишь на Таганке и едешь на троллейбусе до Абельмановской заставы, конечно же без билета — чтобы сэкономить еще и на этом.
И вот, наконец ты на месте. Толчея немыслимая! Грязь несусветная! За воротами, сразу у входа, стоят мужики с цинковыми корытами, полными воды. У одних там лежат большие пучки элодеи и стрелолиста, и продавцы пытаются всучить их таким несмышленышам, как я, в качестве прекрасных аквариумных растений — всего по 10 копеек за пучок. Однажды я купил такой кустик элодеи (пожалев при покупке, что они такие маленькие и долго выбирая самый большой). А когда принес его домой оказалось, что куст такой огромный, что занял сразу весь аквариум и рыбкам просто негде было плавать.
В других корытах плавает живой корм — крупные, красные, толстые дафнии и скопления мельчайших циклопов — «живой пыли», которую ее хозяева, как опытные кулинары, периодически помешивают маленькими сачками.
А дальше, рыбы, вернее, рыбки, множество рыбок в разнокалиберных аквариумах.
Невыразимый аромат горящих таблеток сухого спирта или газа из баллонов, при помощи которых отапливались снизу эти стеклянные домики разнообразных самодельных конструкций. В каждом аквариуме — бегущие вверх шлейфы, потоки и реки серебристых пузырьков (и здесь у всех продавцов все воздухоподающие устройства разные — от огромных черных надутых камер для футбольных мячей до построенных из двух шприцев, электромоторчика и батарейки насоса, очень похожего, за счет движения поршней в стеклянных трубках, на модель паровой машины), уже настоящие, качественные, тропические и поэтому недоступные по цене водные растения, прихваченные у самых корней, чтобы не всплывали, свинцовыми ленточками, ползающие по стенкам аквариумов маленькие улитки цвета красной икры. Все это завораживает и заставляет долго гулять по узким коридорам рыбных рядов. Быстро минуешь их начало, где каждое воскресенье стоит мужчина с трехлитровой банкой, в которой в мутной воде плавает одна и та же огромная (наверное, где-то украденная) золотая рыбина — язык не поворачивается назвать «рыбкой» это грязноватое, с выбитыми чешуйками неопрятное создание. Здесь же, в начале рядов разместились и подозрительные личности с закрытыми майонезными баночками, в которых, где, кажется, и воды-то нет совсем — сплошная масса из копошащихся гуппи. Цена каждой такой баночки — «рупь». Эти «спецы» сами не разводят рыбешек, а ловят их в Люблино, куда гуппи когда-то добрались своим ходом по московской канализации.
Но это так, увертюра, мелкие рвачи, жулики и дилетанты. Настоящие профессионалы обязательно торгуют за стойками (места они там занимают рано утром, еще затемно). Вот здесь-то — самое раздолье для любителей живности.
Селекционеры продают породных шлейфовых гуппи. У самцов такие длинные хвосты, что рыбешки еле плавают. И все рыбки посажены в отдельные круглые колбочки, у