зверинца.

— Любители природы. Ждут, когда зоосад откроется, — подумал Ваня.

Но он был прав лишь частично.

Корнет и Ваня показали вахтеру свои удостоверения работников Кунсткамеры и беспрепятственно прошли внутрь зоосада и оказались у огромного пруда. Была весна и все пернатое население пруда ликовало. Там стояла невообразимая суета, толчея и давка среди водоплавающих птиц и слышалось разнообразное кряканье. Поднимали перья на голове красуясь перед подругами черно-белые селезни гоголей. Дрейфовали яркие пеганки, с клювами, похожими на розовые туфельки. «Га-га» отчетливо произносил черно-белый, со светло-зеленой головой селезень гаги. Сверкая молочно-белыми плешами проплывали шиферно-черные лысухи. Непредсказуемо всплывали скромные нырки, чтобы тут же вновь бесшумно погрузиться в мир безмолвия. И все обитатели пруда шарахались в стороны от величественных белых лебедей, проплывающих, как дредноуты, сквозь стаи яхт и вельботов.

На этом же пруду жили пеликаны. Один из них сидел у кормушки с кормом для уток. Туда, на бесплатное угощенье прилетали и сизари. От скуки пеликан время от времени хватал огромным, словно чемодан клювом голубя. Через полупрозрачные ткани горлового мешка огромной птицы было видно, что там, как эмбрион в утробе, бьется пленный голубь. Через некоторое время пеликан выпускал сизаря и караулил следующего.

Ни на что не обращали внимания перегруженные гормонами (при явном дефиците самок) селезни крякв: четыре из них с шумом, плеском, кряканьем, полетами и ныряньями домогались пятого. Ваня увидел, что любители природы за забором напряглись и быстро сбились в кучку в том месте, откуда был лучше всего виден участок пруда именно с селезнями, но не придал этому значения.

Ваня и Корнет прошли вдоль клеток с танцующими журавлями, вдоль ямы с краснозадыми японскими макаками. В яме самец с явно сексуальными намерениями двинулся к подруге, и Ваня заметил миграцию натуралистов за забором от пруда к обезьяннику. И снова не обратил на это внимания.

— Здравствуйте, — кто-то низким голосом, грассируя, произнес за спиной Вани.

— Здравствуйте, — ответил, оборачиваясь вежливый Ваня. Он увидел большую вольеру в которой сидел огромный черный какаду. Попугай держал в лапе грецкий орех и посматривал на Ваню. Тот в полной уверенности, что говорила именно эта птица, стал ждать, что она еще произнесет. Но какаду лишь задумчиво посмотрел на Ваню, положил к клюв орех и неторопливо сжал его. Послышался треск, как будто слону ломали кости, и из попугаичьего клюва вниз посыпалась скорлупа.

— Здравствуйте — повторил кто-то.

Рядом, в соседней вольере говорящий черный ворон наклонив голову посматривал то на какаду, то на лаборанта из орнитологического отдела Кунсткамеры.

— Дай ему часы, — предложил Корнет. — Увидишь, что будет.

Ваня начал послушно расстегивать ремешок наручных часов.

— Да я пошутил. А ты и поверил! — удивился таксидермист. — Отдашь ему и все, потом не вернешь. Зимой одна посетительница, прослышав, что во?роны любят блестящие предметы решила это проверить. Она сняла с пальца золотое кольцо и протянула его вот этой самой птичке. Ворон вежливо взял, сказал: «Спасибо», унес кольцо в дальний угол вольеры и закопал драгоценность в снег. А дамочка стала орать на весь зоопарк, что птиц здесь специально подучивают, чтобы они грабили доверчивых посетителей. Директор пригнал работников из отдела орнитологии и они, просеяв снег, нашли кольцо и вернули его дамочке.

Сотрудники Кунсткамеры миновали гигантскую бронзовую халтуру известного московского ваятеля под названием «Дерево сказок». Персонажи, которым выпало несчастье быть расположенным у корней этого дерева (Иван-царевич, Серый волк и Баба-Яга) были до блеска захватаны юными посетителями зоосада, причем у Бабы Яги яркой, по-флотски начищенной бронзой, сверкал не только нос, но и груди.

— А это что за зверь? — обратился было Ваня к опытному и знающему многие зоосадовские тайны Корнету, когда они проходили мимо клетки с медведем, страдающим полным облысением (причем над его жилищем висела табличка, из которой можно было узнать, что это животное находится под патронажем фирмы, выпускающей лосьон для ращения волос). Но вопрос остался без ответа — над ними негромко с легким свистящим шуршанием, пролетела невидимая пуля. Второй пули они не слышали, зато прямо к ногам Вани с ветки свалилась ворона. А потом еще одна каркающая птица, сидящая на том же тополе, как-то неестественно вздрогнула и молча полетела было за ограду зоосада, но не дотянула, упала на сетчатую крышу журавлиного вольера и, дернувшись, замерла там.

Через мгновенье на роковое дерево-эшафот откуда-то прилетела кукабарра. В клюве гигантского зимородка неподвижно висел воробей. Кукабарра для верности несколько раз ударила воробья о ветку, проглотила его а потом так жутко захохотала, что у Вани мороз пошел по коже.

— Сейчас и эту пристрелят, — сказал Ваня Корнету, глядя на беззаботно хохочущего зимородка. — Я тогда его заберу в отдел. Пусть Олег тушку сделает.

— Не пристрелят, — ответил Корнет. — Не дождется твой Олег кукабарры. Сегодня санитарный день, он же — день избавления. От ворон. Вон там снайпер. Видишь? — и Корнет указал Ване на площадку, на которой в мирное время на пони катали детишек. — Он не только хорошо стреляет, они еще и птичек знает. Ему за это деньги платят. Если бы не знал, то всех попугаев и уток перещелкал.

На детской площадке, рядом с пони, виднелся человек. В специальном снайперском костюме охотник на ворон выглядел безголовым мохнатым чудовищем, покрытым грубой, пестро окрашенной шерстью. Снайпер был вооружен мощной пневматической винтовкой. Он повел стволом своего ружья в сторону кукабарры, но потом поднял оружие и «снял» еще одну ворону, сидевшую метрах в десяти выше австралийского гигантского зимородка. Падающий вороний труп чуть не зашиб экзотическое ракшеобразное и сытая, но испуганная кукабарра улетела.

— Я же говорил, — продолжил Корнет. — Ничего с ней не случится. Убежала она из клетки почти месяц назад. И порхает себе по всей территории зверинца. Ей и белых мышек для питания выкладывают. Да она и сама не промах — видел, как воробьев давит. Но все равно ее когда- нибудь поймают и снова в клетку посадят.

И сотрудники Кунсткамеры пошли дальше.

Из-за клетки с лысым медведем взвизгнув, показался крохотный — не больше футбольного мяча — и полосатый, как рыбка данио-рерио, поросенок. Через секунду он появился с шестью своими братьями и сестрами, одетыми также как и он в костюмы пожизненно заключенных.

— Опять в кабанятнике клетка прохудилась, — сказал Корнет, носком ботинка тщетно пытаясь поддеть скачущего рядом поросенка. — Сейчас бы, такому укропцу в попцу, да в духовку! Да, Ваня?

Кабанья стая метнулась было под ноги Вани, но тут из-за клетки лысого медведя послышалось требовательное хрюканье их мамаши, и вся полосатая компания стремительно понеслась домой.

— Это еще что, — продолжил Корнет проводив, алчным взглядом последнего поросенка. — А в прошлом году я вот также с гепардом на узкой дорожке зоосада встретился. Хорошая кошечка. И, что самое главное, спокойная, не агрессивная. Пошли. Насмотришься еще на зверье. И в клетках, и на воле. Дело надо делать.

— За попугаем и лебедем пойдем? — спросил наивный Ваня.

— Подождут и попугай, и лебедь, — ответил Корнет. — Они в